Школьные годы - 12

После большого перерыва я, наконец, пришла в школу. Нашу учительницу замещает директор, она тоже болеет.

За время моего отсутствия начали учить падежи. Я прочитала в учебнике: в родительном падеже у имен существительных окончания "ы" и "и".

Меня поднимает директор и просит назвать предложение с существительным в родительном падеже. Я говорю:

- Вороны каркают

- Неверно

- Собаки лают.

- Опять неверно.

Я молчу в растерянности. Класс смеется злорадно. Мальчишки рады, что отличница в затруднении.

Подымает рука Галя.

- У меня нет книги, - приводит пример она.

- Молодец, правильно. Приведите свой пример вы. Я ничего не могу придумать, кроме:

- У меня нет тетради, - говорю с трудом, скрывая слезы. Я в непривычной роли тупицы.

Урок математики. Устный счет. Директор предлагает большое число умножить на 25, а затем еще на 4. Соображаю мгновенно, просто приписываю в уме два нуля и поднимаю руку. Учитель вызывает меня сразу. Ответ верен.

На вопрос, как получился, отвечаю:

- Умножила на сто.

Дальше объяснять он мне не дал.

- Раз такая догадливая, садись, пять.

Я потрясена легкостью получения отметки.

Впервые за все время моей учебы появилась возможность быстро соображать и не надо долго объяснять, учитель понял сразу!

Мне очень понравилось.

Тогда же я получила первую двойку. По чистописанию. Как радовались двое мальчишек, которые сидели передо мной. И еще куча других. Все орали мне в лицо -Двойка, Двойка! ! !

Я кусала губы, но не плакала.

Мелкие предметы - мой бич и мамин тоже. С первого класса начались уроки труда, и я стала терять ножницы. Приду в школу с ножницами и забуду. По тем временам это было с концом.

Меня ругают, я плачу, я не хочу терять ножницы. Но вот новый урок, я их не забыла, принесла домой, а вот на следующий - опять!

Я опять забыла ножницы!

И если бы только ножницы!

А варежки. За год я теряла пар 6-7 варежек .

Меня ругали дома по-черному. Мама и бабушка здесь были единодушны.

- Растяпа, неряха, на тебя не напасешься!

- Ну что может вырасти из такой растеряхи? - сокрушалась мама.

Но чем больше я боялась потерять варежки, тем чаще теряла.

Еще были деревянные ручки со стальными перышками и чернильницы-непроливашки.

Непроливашки - это наглая ложь! Чернила из них выливались и заливали учебники и тетради, парты и новенькую клеенку на столе, где я учила уроки. Они попадали на форму, на фартуки, на руки.

Стальные перья все время ломались, ведь писать надо было с нажимом! Как нажмешь один раз, так перышко и откроет клюв и начинает царапать бумагу. Нужно вставлять новое. В школу ходили с портфелем, и в мешочке затягивающемся - непроливашка.

А тут на пути горка. Ну кто удержится и не съедет с нее на портфеле?

А что при этом будет со стеклянной непроливашкой? И с чем идти в школу, как писать? Хороший сосед по парте, конечно, даст чернильницу. Поставит посередине и можно макать вдвоем. Я сижу вместе с Галей, она меня выручит - ей не впервой, но с ней таких глупостей, как со мной, не происходит, и мне неловко, что я ее, в свою очередь, выручить не могу.

Деревянные ручки я сгрызала до металла. Пальцы у меня всегда были в несмываемых чернильных пятнах. После приема в пионеры я жевала концы галстука. Но ногти не грызла никогда, напуганная раз и навсегда страшным словом инфекция, которая сидит у меня под ногтями и только и ждет, чтобы поселиться во мне.

Гражданскую сознательность и советский патриотизм нам прививали на примере пионера Павлика Морозова. Эта история меня устрашала. Я не могла себе представить, как родные могли убить своего мальчика, даже если он и донес на них. Кулаки представлялись мне бесчеловечными существами, лишенными даже родительский чувств. Смущало меня только, что Павлик донес, где хранится хлеб, а ведь этим хлебом его родные собирались кормить и его тоже. Во всяком случае в моем представлении Павлик, без сомнения герой, жертва ненавидящих советскую власть людей.

В это время я уже много читаю сама. Детские советские книжки вроде "Васек Трубачев и его товарищи" и "Дети Сталинвороша". Жюля Верна "Таинственный остров" мне прочитала бабушка! И только потом я сама.

Читая про жизнь людей до революции, я всегда высчитывала, доживет ли герой до 17 года, до светлого будущего, или нет. Если нет, то выходило, что он несчастный человек, умер раньше срока, так и не узнав торжества правды и справедливости.

Я радовалась, что родилась вовремя и живу прямо в светлом будущем и никто не сможет меня тиранить. Мне-то повезло, но каково остальному человечеству, которое жило до меня и так и умерло, не прозрев?

После курсов мама устроилась на полставки в лабораторию врачом-лаборантом. Туда мне можно приходить, в отличии от ее кабинете в поликлинике, куда ходить нельзя.

Я у мамы, она в белом халате и в хорошем расположении духа; смеясь, вырывает у меня волос, кладет его под микроскоп, и я долго удивленно гляжу на коричневую, в палец толщиной полоску под микроскопом, потом мама дает мне посмотреть каплю воды, крылышко от засохшей мухи. Я в восторге. Глядя, как я радуюсь, смеется и мамина лаборантка Любочка, хорошенькая молодая девушка-татарочка со смуглой кожей и темными глазами.

Они дружат с мамой, Люба обсуждает с мамой какие-то свои сердечные дела, а я жду, когда мама соберется домой. Лаборатория расположена напротив моей школы в низеньком одноэтажном кирпичном здании. Вокруг небольшой садик, в нем растут даже березы.