Река времени 16. День последний. День первый
Конец августа 1961 года. Укомплектованы классы первого курса. И бывшие кандидаты в курсанты, и только что сдавшие экзамены военнослужащие срочной службы, стоят в общем строю 21 роты.
Сегодня последний день, когда форма на нас самая разная. Большинство в матросской одежде, с погонами балтийского флота, но есть и СФ и ЧФ. Несколько человек в армейской форме. До прибытия курсантов 4 курса, которые будут у нас младшими командирами, обязанности старшины роты выполняет Саша Сысоев, старшина команды с эсминца, отслуживший на нем почти 4 года.
Саша выглядит несколько старше нас, в солидном для курсанта 1 курса звании, главный старшина, выше среднего роста, симпатичный, с крупными, мужскими, чертами лица. Он единственный из курсантов нашей роты член партии. В соответствии со званием главный старшина, ему полагается не бескозырка с лентой, а «шапка с ручкой» настоящая морская фуражка «мичманка».
Все мы, отслужившие, как минимум, почти год, уважительно относимся к нему и его званию. Тем более, что Саша действительно, достоин уважения. Он спокоен, выдержан и, понимая, что как одноклассники мы все равны, не пытается изображать начальника, и требует только того, что действительно необходимо.
Саша Сысоев родом из донских казаков. И, по его открытости, уже все знают, что он с хутора Парамонова. Любит пошутить, и не обижается, когда его «подденут». Мой дружок, Рыжий, почувствовал это, и уже, иной раз, злоупотребляет его терпимостью.
Старшиной 221 класса Беспяткин назначил Мишу Туровца. Он тоже пришел с корабля, был командиром отделения, старшина 2 статьи. Миша – белорус из Минска. Красавец с кудрявой головой и ослепительной улыбкой, большой любитель девушек. Но из-за его мужской неотразимости, они любят Мишу еще сильнее.
Выбор старшины класса был сделан командиром роты удачно. Туровец, несмотря на веселый и открытый характер, умел управлять классом без крика и нервов. Хотя далеко не все из нас были такими, что воспринимали приказания без дебатов и рассуждений типа «а почему я?».
Старшиной 222 класса Михаил Александрович назначил Гену Шатаева. Гена перед поступлением в училище был воспитанником музыкального взвода, с военной службой был знаком с детских лет. В оркестре играл на саксофоне. После стажировки он, один из не многих, вернулся в училище в воинском звании старшины второй статьи. Кроме него, за время корабельной практики стали старшинами 2 статьи Славик Понамаренко, Витя Волобуев и Толя Будкин.
Старшинское звание позволило командиру роты, при составлении списка курсантов, допущенных к несению службы дежурными по роте, включить их туда. В этот же список попали и избранные на комсомольских собраниях комсорги классов. В нашем классе комсоргом стал Валера Богданов, высокий круглолицый москвич, гимнаст и умница.
Остальные, не имеющие старшинских званий и не приобщенные к комсомольским постам должны были нести службу дневальными. Мы уже обжили наш общий кубрик на третьем этаже спального корпуса и стоим, после утреннего осмотра, в коридоре, где командир роты ставит нам задачу на сегодняшний день.
Во-первых, сразу после завтрака с 9 до 9.30, получить в учебном фонде библиотеке книги по списку. Часть книг в общее пользования класса, часть книг по индивидуальным абонементам, для себя.
Во-вторых, на вешалках, в ротной баталерке, оставить первый срок и хромовые ботинки, которые будем использовать в увольнении или по торжественным случаям. В учебное время носить форменки с брюками второго срока. На приборку и хозяйственные работы одевать синие рабочее платье. На ногах яловые, рабочие ботинки.
Форму одежды объявляют при построении. Остальное обмундирование надо сдать на хранение Марии Ивановне. В прикроватных тумбочках разрешается хранить только средства гигиены. Допускается присутствие предметов ухода за обмундированием: щетки и рыбины для чистки латунных пуговиц, блях, и якорей, осидол (специальная жидкость, позволяющая доводить латунь до цвета золота), сапожные щетки и гуталин, уложенные в пакет.
В-третьих, привести в порядок форменную одежду. Пришить курсантские погоны с якорями, курсовые знаки на форменки первого и второго срока, мягкие погоны на рабочее платье. Бушлаты и шинели понадобятся не скоро, поэтому их оформлять во вторую очередь.
В-четвертых, получить у Марии Ивановны, на весь семестр, тетради, чертежные принадлежности и логарифмические линейки.
Имущество и книги перенести в классы и подготовить помещения к началу занятий.
Если все объявленное сделать успеем, то после ужина можно будет организовать увольнение до 24 часов. На увольнение построится с курсантскими знаками отличия.
Все это Михаил Александрович объявляет нам спокойным, тихим басом, не оставляющим сомнений, что все надо будет сделать, так как он сказал. И заканчивает: «Есть вопросы? Нет вопросов! Старшина! Ведите роту на завтрак!»
Сысоев отвечает: «Есть!» И командует: « Рота! Слушай мою команду! Налево! Справа по одному на выход вперед, марш! Туровец! Построить роту внизу для перехода на камбуз!»
Через пару минут мы стоим в колонне по три, по отделениям и взводам, а Миша Туровец, орлом поглядывает, как он быстро всех построил.
Последним выходит Саня Сысоев, одобрительно оглядывает строй, взмахом руки направляет Туровца в голову колонны и командует: «Строевым, шагом марш!» Мы первый курс, и нам положено все передвижения по дворам делать только строевым шагом. Да и ходить можно не везде. Ближний путь в столовую через хозяйственный двор. Но этот путь запрещен.
Колонна сворачивает налево и, обойдя торец лабораторного корпуса, выходит на лабораторный двор, засаженный по центру вековыми, в обхват, тополями. Здесь тоже можно идти только определенным путем, между первым корпусом и линией деревьев.
Строевого шага хватило только до первого поворота, но Саша человек умный, пока нет начальников, зачем изображать рвение. Но когда вышли на прямой путь по лабораторному двору, увидели вдалеке капитана 1 ранга Вострикова.
Сысоев его тоже заметил и суровым голосом командует: «Строевым»! Мы своё дело знаем и лабораторный двор заполняют мерные звуки умеющих передвигаться строем бойцов» «Смирно! Равнение налево!» - кричит Саня, лихо выбрасывая кисть руки к козырьку «мичманки». За 4 года службы ходить он тоже научился, поэтому отбивает строевым шагом, как на параде.
«Хорошо идете, товарищи курсанты!» - громко отвечает нам не уставным приветствием Востриков. Это тоже своего рода игра: вы хорошо идете, и я к вам по дружески. Мы это понимаем и с, рвением, орем в такт маршу: «Служим Советскому Союзу!»
В столовой нас ждут накрытые столы. Разносолы не ахти какие: пшенная каша, белый хлеб, сливочное масло и чай с сахаром. Но все оформлено безукоризненно. Столы накрыты на 4 человека. Белейшие крахмальные скатерти. Сложенные уголком льняные салфетки, заправленные в специальные мельхиоровые кольца, Фаянсовые супницы, тарелки и бокалы, с синими якорями, вилки, ножи и чайные ложки, лежащие на специальных подставках.
Все комплекты выполнены в одном стиле. Чайники, с горячим чаем, стоят на отдельных столиках, что бы не портить общий стиль. Они массивные, алюминиевые. Рассказывают, что еще недавно и чайники были изящнее, но мы этого не застали.
Скажу, забегая вперед, что деградация столовой культуры в училище прошла на моих глазах. Первыми исчезли подставки под ножи и вилки, следом за ним сгинули салфетки с кольцами, потом пропали супницы, которых заменили алюминиевые бачки.
После демобилизации мне почти не приходилось бывать в курсантской столовой, но я помню, что когда зачем-то заглянул туда, меня поразило общее убожество. Скатертей уже не было, а посуда была алюминиевой.
Большую часть нашего пребывания в училище я сидел за столом в компании Сани Сысоева (Санек), Миши Туровца (Мишель), и Саши Игнатова (Рыжий). Главной утренней забавой Рыжего было поскорее схватить чайник, и поместив все четыре чайные ложки в бокал кому-нибудь из нас, разлить чай по бокалам. Это называлось помыть ложки.
У нас хватало ума не обижаться на его шалость, а только изображать деланное возмущение, по случаю, отвечая ему тем же.
Саша Сысоев, несмотря на свой старший возраст, был человеком очень эмоциональным. Особенно, когда заводили разговор, о чем-то его искренне заинтересовавшем. Тогда он, с удовольствием пересказывал собеседнику взволновавшую его коллизию и второй и третий раз. Рыжий заметил эту его слабость и не упускал возможность поиздеваться.
«Санек! Расскажи, как ты Марии Александровне свои яловые сапоги сдавал, это интересно»! - говорит Рыжий, заранее смакуя представление. Санек, не чувствуя подвоха, начинает, с увлечением, рассказывать, как он приехал в отпуск на хутор Парамонов, а его отцу, старому казаку, глянулись яловые сапоги сына, выданные ему на эсминце.
В училище они не нужны, и Санек должен был их сдать по аттестату. Искали, что ни будь на сдачу, но нашли только старые голенища. Саня решил, что сойдут и голенища, и в училище пытался их сдать вместо сапог, благо срок носки прошел.
Дело дошло до Беспяткина. «Где сапоги?» - спросил Михаил Александрович «Сносились до голенищ!»-говорит Саня. « А ноги то целы?» - спрашивает Беспяткин. «Ноги?»- задумчиво вопрошает Саня, «Надо посмотреть!» «Иди, посмотри, за одно, сапоги сдай, а голенища возьми на сдачу!»
И в тот момент, когда Санек доходит до пересказа заключительного диалога, рыжий картинно поднимает три пальца над головой и перебивает Санька громким «Три!» «Что три?»- недоумевает увлеченный рассказчик. Рыжий, торжественно обводит глазами аудиторию, и произносит презрительно: « Три раза одно и тоже рассказываешь!»
«Фу, ты Шурик, сам же просил рассказать!»-негодует Санек. « А я думал, ты что-то новенькое расскажешь!»- нагло издевается Рыжий и, вполне удовлетворенный, встает из–за стола.
Сразу после завтрака, строем, в колонну по три, по западному, лабораторному, парадному и восточному дворам идем в библиотеку. В учебном фонде получаем необходимую литературу. Хотя для каждой роты определено свое время, и общая литература, выдаваемая на класс, заранее приготовлена, все равно образуется очередь.
Больше всего времени занимает заполнение индивидуальных формуляров. Я взял весь рекомендуемый набор: Первый том Пискунова по высшей математике, первый том физики Зисмана и Тодеса, учебник по общей химии Глинки, учебные пособия по начертательной геометрии и по технологии металлов училищного издания. Уставы, учебники по истории КПСС, тома Ленина, Маркса, Энгельса и т.д. получаем в общее пользование.
Среди и т.д. несколько работ Сталина и Мао. Нагруженные книгами, уже без строя, идем в наш класс и начинаем распределять книги по местам. Для обще классного набора книг предусмотрен емкий стенной шкаф с несколькими полками.
Миша Туровец назначает ответственным за хранение Валеру Буйникова, того, кто будет закреплен на большую приборку в классе. Предупреждает, чтобы книги общего набора из класса не выносили и объявляет солидарную ответственность за них. Буйникову приказывает переписать их инвентарные номера, для облегчения поиска «потеряшек».
Остальные книги распределяем по вместительным конторкам.
Расписание занятий на семестр уже вывешено на втором этаже, напротив канцелярии факультета. Заведует канцелярией Агнесса Евсеевна, женщина средних лет с добрыми глазами и очевидно семитской внешностью. К курсантам она была всегда внимательна и заботлива и уже ко второму курсу помнила каждого по фамилии.
Я знаю случаи, когда она по собственной инициативе ходила к преподавателям на кафедры договариваться о пересдаче зачета с оценкой, так как без этого курсант терял право на получение красного диплома.
Она была не замужем, жила с сестрой в Левашово, где они имели половину частного дома. Помню, когда уже в 80 годах, мне представилась возможность купить пол дома во Всеволожске, она меня отговорила, ссылаясь на свой опыт.
Зачетные и экзаменационные ведомости, отпускные билеты, разного рода справки, все это оформлялось через нее быстро и без проблем. Вывешивание расписаний занятий на семестр тоже была ее обязанность.
В первом семестре мы должны были изучать высшую математику, физику, общую химию, начертательную геометрию, технологию металлов, морскую практику и историю КПСС. Уставы и строевые занятия у нас должны были проходить под руководством командира роты.
Дважды в неделю планировались занятия по физкультуре. До обеда мы еще успели получить у Марии Ивановны тетради, канцелярские и чертежные принадлежности, и логарифмические линейки. Наборы чертежных инструментов, логарифмические линейки и тетради выдавали на каждого, а остальное имущество, чертежные доски, рейсшины, чернила для авторучек, карандаши, ластики получали на класс.
Авторучки надо было покупать самостоятельно. В том числе, для этих целей, держава нам выплачивала на первом курсе 7 рублей 50 копеек живыми деньгами. А со второго курса курсантский оклад увеличивался до 10 рублей.
Сразу после обеда начали приводить в порядок свои дела с обмундированием. Надо было сверить данные вещевого аттестата с фактическим наличием вещей. Расписаться в сводной ведомости, которую вела Мария Ивановна, сдать ей лишнее инвентарное имущество и начинать самое интересное: пришивать курсантские погоны и курсовые знаки. Только после этого можно сказать, что началась новая, уже курсантская жизнь.
В вещевых аттестатах курсантов, прибывших после стажировки, выданных вещей, оказалось, по минимуму, поэтому первую часть задания мы выполнили быстро. У прибывших с флота, аттестат был полный, и у некоторых из них возникли проблемы с наличием предметов, занесенных в аттестат.
Военнослужащих, прибывших в армейской форме, вообще надо было полностью переодевать, сдавать старую форму и получать новую. Пока старослужащие решали свои проблемы, мы приступили к пришиванию регалий.
Это оказалось не так просто. Я пришил, как мне казалось на место, в угол пересечения плечевых швов форменки. Но когда глянул в зекало, понял, что надо перешивать. Погоны с якорями уныло висели вперед, вместо того, чтобы гордо красоваться на плече.
Чтобы получилось, как надо, плечевой шов должен находиться почти под серединой погона, примыкающего к шву рукава. После нескольких попыток, с предварительной разметкой, погоны с якорями стали на место.
В то время, якоря на погонах были латунными и требовали ежедневной чистки с осидолом. Но лишний труд вознаграждался сторицей, якоря сияли как золотые. Кроме обычных якорей, особые модники приобретали якоря сделанные на заказ, более глубокой и четкой штамповки, но их, придирчивые командиры, в порыве служебного рвения, могли заставить заменить.
Где-то к третьему курсу стали появляться якоря и пуговицы из анодированного алюминия. Чистить их было не надо, зато и вид у них был не тот, особенно после, даже небольшой, носки. В наше время нарукавные знаки, звезды и галки, выполнялись из «золотого» галуна, а позже появились варианты уголков из анодированного алюминия, прикрепляемых к рукаву алюминиевыми усиками.
Но, в последнем случае галун победил. Уж очень не функциональными оказались эти металлические уголки, которые то и дело отваливались. С нарукавными знаками тоже приходилось повозиться. Галуны звезд нашивали на подложку под цвет рукава, темно синюю, черную иди белую. Но при вырезании отдельной звезды нитки подложки некрасиво торчали во все стороны.
Что бы этого не было, подложку надо было аккуратно обметывать. То же самое касается и подложки курсовых знаков. Расположение звезды относительно курсового знака должно быть выдержано строго по стандарту, так же как ориентация его на рукаве.
Да и пришивать надо было так, чтобы стежки крепления не были видны. Если всех этих требований не выполнишь, то велика вероятность, что тебя выведут из строя на увольнение и отправят устранять замечание.
Эти мысли, и также понимание, что ежегодное перешивание курсовых знаков переводит тебя на другой уровень, превращает, казалось бы заурядную и нудную работу в ритуал.
Первая радость появляется, когда сиротливая, одинокая галочка пополняется подружкой. Когда пришиваешь три галки, знаешь, что ты уже вырос из младших курсов. Четвертая галочка радует тем, что сразу и не сосчитать, сколько там их на рукаве, 4 или 5.
Ну а когда пришиваешь курсовой знак из пяти галок, то знаешь, что уважение к тебе переходит на новый уровень. Скоро получишь погоны мичмана, сменишь бескозырку на «шапку с ручкой» и будешь ходить в город по пропуску, а не надоевшим строем, по увольнительной.
Это еще будет не скоро, а пока мы сидим и пришиваем на наше обмундирование наши первые курсовые знаки.
Время приближается к ужину. Намеченные на день дела выполнены, и раздается команда: «Построиться в коридоре для проверки обмундирования. Форма одежды три, первого срока!»
Первое построение в курсантской форме. Сколько еще таких будет!.
Через пару минут мы стоим в строю готовые предъявить выполненную работу. Командир роты обходит строй, остается довольный увиденным и объявляет: «Построение на увольнение сразу после ужина на парадном дворе!
Старшине роты получить у меня увольнительные записки. Дежурному по роте выйти на построение с книгой увольняемых»! Что- то говорит Сане Сысоеву, сопровождающему его при обходе и удаляется к себе в кабинет, тихо бросив ему: «Не командовать!»
Это означает, что старшина может не отдавать команду «Смирно!» на уход командира. Сысоев объявляет: «Желающим уволиться, записаться у дежурного по роте, для занесения в книгу увольняемых»! И распускает строй.
На ужин мы идем в форме три первого срока, чтобы не терять лишние минуты, и построиться на увольнение сразу после возвращения из столовой.
И вот, в 18.30 мы стоим в две шеренги, готовые получить увольнительные записки и впервые, уже как первокусники, выйти в город.
Дежурный по роте Валера Богданов, с заполненной книгой увольняемых стоит рядом с Саней Сысоевым. Старшина роты командует: «Первая шеренга, два шага вперед, марш! … Кругом»!
Мы выполняем команду, а Саня с важным видом обходит шеренги, изображая процедуру проверки внешнего вида.
Возвращает строй в исходное состояние и кивает дежурному по роте. Валера открывает книгу и объявляет первую по списку фамилию: «Курсант Бахарев»!
Я отзываюсь и иду, изображая строевой шаг к старшине роты: «Товарищ главный старшина, курсант Бахарев прибыл для получения увольнительной записки»!
Саня достает, из пачки увольнительных записок, мою и вручает ее мне. Все это без улыбки, с самым серьезным видом. Я также серьезно: «Разрешите стать в строй?» «Встать в строй»!- командует Саня, а я исполняю приказание.
Ритуал повторяется со всеми, стоящими в строю. Дежурный по роте фиксирует выдачу увольнительных записок, проставляя время вручения. Как только процедура закончена, приходит командир роты. Он принимает доклад от старшины, что увольняемые 21 роты готовы убыть на увольнение, говорит несколько напутственных слов и дает знак Сысоеву выводить строй к воротам под шпилем.
Там стоит дежурный по училищу, который наблюдает за порядком. Чаще всего, видя присутствующего на увольнении командира роты, он просто разрешает выпустить очередную колонну. Но иногда, вмешивается в процесс, отыскивая действительных или мнимых нарушителей.
Одно время, дежурные по училищу не пропускали на увольнение курсантов с портфелями или пакетами. Носить разрешалось только маленькие чемоданчики. Часто выводились из строя курсанты, чьи прически не понравились дежурному. В уставе того времени говорилось о необходимости аккуратной прически, и приводились примеры: бокс, полубокс, бобрик. Так что успокоиться курсанту, что он уволен, можно было только после прохода под шпилем.
В тот августовский день, когда мы первый раз увольнялись в курсантской форме, все обошлось благополучно, и мы довольные, высыпали к фонтану Александровского сада, поглядывая на золотые якоря погон.
Свободное копирование
