Записки счастливого человека - 34

Рыбалка.

Я ставлю ловлю рыбы на первое место, так как приобщился к ней лет примерно с шести. На даче под Житомиром на реке Тетерев я впервые взял в руки удочку и поймал первую рыбу – уклейку. До сих пор помню восторг, который я испытал, когда почувствовал на крючке что-то живое, сопротивляющееся, оказавшееся серебряной, сказочно красивой рыбкой. Я посадил её в стеклянную банку и с торжеством принес домой, чтобы показать маме. Вот с этого момента я и стал азартным рыболовом. И повсюду, куда бы ни забросила меня военная судьба, я стремился при первой же возможности оказаться на берегу водоёма, чтобы испытать своё рыбацкое счастье. Невозможно даже коротко перечислить все реки, озёра, водохранилища и моря, на которых мне удалось порыбачить. В отношении морей я, конечно, преувеличил, их было немного: Московское, Азовское, Чёрное, Балтийское, представленное Финским заливом, да ещё Тихий океан.

В 1937 году я впервые увидел на Москве-реке спиннингиста, который в течение нескольких минут вытащил пару приличных щук. Детали борьбы с крупной рыбой, её вываживание произвели на меня сильнейшее впечатление – я захотел стать спиннингистом. Папа познакомил меня с одним из старейших московских спиннингистов Леонидом Яковлевичем Никифоровым, фанатично влюбленным в этот новый вид спорта. Спиннингистов тогда в Москве было совсем немного, а Леонид Яковлевич принадлежал к их элите. Каждую осень с небольшой группой таких же, как он, энтузиастов, он уезжал на Кольский полуостров, где на реке Нива ловил сёмгу. За две недели ежедневной многочасовой ловли удавалось поймать одну-две рыбины весом 10 – 15 килограммов. Рыбу засаливали по каким-то особым рецептам. Более нежной и вкусной сёмги я никогда не ел.

Леонид Яковлевич взял надо мною шефство. Под его руководством я приобрёл массу полезных навыков: научился отливать из свинца спиннинговые грузила, сам штамповал и оснащал блёсны, изготовил из бамбука хорошее спиннинговое удилище, которое верно служило мне более 50 лет. За эти годы у меня появилось немало новых покупных удилищ, но это, самодельное, было самым лёгким, удобным и любимым. Его украли у меня незадолго до отъезда в Германию: взломав крышу, грабители забрались в мой рыбацкий сарай на Ладоге. В 1937 году я с увлечением занимался изготовлением всевозможных рыболовных принадлежностей. Эта работа имела выраженные экономические обоснования: в магазинах все было очень дорого, а при весьма скудном бюджете семьи я не мог просить деньги у родителей. Вместе с моим близким другом, Моней Барским, мы наладили массовое изготовление спиннинговых грузил и как-то повезли их продавать на Птичий рынок. Грузила были нами оценены по-коммерчески: 35 коп. штука, за 3 – рубль. Это было дешевле, чем в магазине, а сами грузила были качественнее. Товар хорошо пошёл: довольно быстро мы распродали сотню грузил и в нашем распоряжении оказалась баснословная для нас сумма – 30 рублей. Мы распорядились этими деньгами очень по-хозяйски, потратили их на необходимые нам инструменты и кое-какие рыбацкие принадлежности. Но наша успешная производственно-коммерческая деятельность довольно быстро прекратилась. Моих родителей испугала лёгкость, с которой мы начали зарабатывать деньги и, хоть ни в чём предосудительном мы замечены не были, они решили, что обогащение до добра мальчишек не доведет. Под вымышленной угрозой появления в нашем доме фининспектора я был вынужден прекратить коммерческую часть нашей деятельности. Реакция моих родителей несомненно отражала реалии того времени, когда государственная машина жёстко пресекала всякие проявления частной инициативы. Если бы мои дети или внуки сумели сейчас создать какое-нибудь мелкое, но выдерживающее конкуренцию производство, я бы гордился ими.

Использование наших технических достижений на рыбалке оказалось исключительно увлекательным. Вступив в общество «Рыболов-спортсмен», мы получили возможность пользоваться принадлежащими ему базами на подмосковных водоёмах. Особенно нравилось нам Истринское водохранилище – большой водоём с исключительно живописными берегами и широкими плёсами. На базе были хорошие килевые лодки, и мы совершали многокилометровые походы, обследуя и изучая различные заливы водохранилища. Щуки и окуни вполне одобрительно отнеслись к нашим самодельным блеснам, и пустыми мы обычно домой не возвращались. Часто ночевали у костра на берегу, варили уху, прислушивались к плеску воды и шуму листвы на высоком берегу и остро ощущали радость близкого общения с природой. Иногда наш костёр привлекал ещё какого-нибудь одинокого рыбака, и тогда начинались рассказы о необычайных случаях на рыбалке, об уловистых блёснах и искусственных рыбках. Просыпались от утреннего холода задолго до восхода солнца, когда над водой висела тонкая пелена утреннего тумана, раздували угли погасшего костра и, наспех что-нибудь пожевав, отталкивали лодку от берега – боялись упустить утренний клёв.

Мы, кстати, неоднократно убеждались в чрезвычайном непостоянстве этого утреннего клёва: иногда первые поклёвки начинались только при высоком стоянии солнца. Время клёва так и осталось для меня одной из совершенно неразгаданных загадок природы. В течение нескольких десятков лет я вёл рыбацкий дневник на Финском заливе. Аккуратно записывал все доступные наблюдению условия: температуру воздуха и воды, скорость и направление ветра и течения, фазу луны и другие особенности, определявшие своеобразие каждой рыбалки. Никаких полезных обобщений, дающих возможность прогнозировать успех или неудачу ловли, я так сделать и не смог. Более того, часто все, казалось бы, надёжные приметы жестоко обманывали ожидания: рыба отказывалась клевать при самых благоприятных условиях.

И что еще меня поражало: сидишь несколько часов без единой поклёвки, и вдруг начинает клевать разная рыба: плотва, елец, окунь, подлещики наперебой топят поплавки. Уже не справляешься с тремя удочками, переходишь на две, а иногда и на одну. Спрашивается: почему эти разные по биологии рыбы начинают клевать одномоментно, кто и как подает им команду «приступить к еде»?

Запомнился последний отпускной день на Истринском водохранилище, когда мы с женой решили поймать побольше, чтобы удивить и порадовать московских родственников свежей рыбой. Мы вышли на воду пораньше, еще до восхода солнца. Без единой поклёвки изъездили все наши уловистые места. К 12 часам, когда мы обычно делали перерыв на обед, даже на тощую уху мы ничего не поймали. Поэтому обед был отменён, мы продолжали упорно бороздить своими блеснами воду. В половине первого последовала первая поклёвка, а затем в течение часа щуки непрерывно атаковали наши блёсны. Мы поймали 12 хороших щук, было несколько сходов, а потом в момент всё оборвалось. В течение часа мы еще по инерции не могли остановиться – продолжали рыбачить, – но клёв оборвался так же неожиданно, как и начался.

Еще один подобный эпизод произошёл на небольшой подмосковной речке Нерская, недалеко от станции Виноградово. После многочасового безуспешного хождения по берегам этой извилистой и узкой, но глубокой речки мой немолодой партнёр устал и прилёг отдохнуть, а я продолжал, несмотря на жару, хлестать забросами ослепительно блестевшую на солнце воду. Моё упорство было вознаграждено: в течение получаса я поймал четыре щуки, весом от одного до полутора килограммов каждая. А потом опять несколько часов без единой поклёвки. Как тут не задуматься над тем, какие механизмы управляют поведением щук, рыб не стайных, охотящихся поодиночке; какой и откуда поступающий сигнал заставляет щук, находящихся на значительном расстоянии друг от друга, одномоментно начать охоту? Существует, видимо, между ними какая-то экстрасенсорная связь, недоступная пока нашему пониманию. Но непредсказуемость рыбалки, невозможность заранее предвидеть результат сближает её с азартными играми и, вероятно, представляет один из важных компонентов её привлекательности.