К концу дня все устроилось. Впрочем, с одной оговоркой. Я желал бы, чтобы правая тоже была представлена в кабинете. Я назвал имена Альбера де Мена и Дени Кошена. Но Вивиани и Мальви возражали, что парламент не поймет, почему надо было идти так далеко. В остальном все согласились. Бьенвеню-Мартен с большой готовностью согласился перейти в министерство труда. Думерга, который уж было приготовился совсем уйти, просили взять на себя портфель министра колоний, и он дал свое согласие. Нескольких министров пришлось исключить, чтобы избежать того кабинета из придворных советников, который пугал Делькассе. В числе устраненных оказались один-два, которые не могли примириться с этим, но они были исключением. Впоследствии они не жалуются открыто, но дают волю своим оскорбленным чувствам в кулуарах парламента и сохраняют против меня и Вивиани упорную, хотя и скрываемую злобу. Их обвинения не всегда носили безобидный характер, порой они даже содействовали созданию тех нелепых легенд, которые потом снова всплыли в смутные времена 1917 г. Но не в этом дело. Вивиани и я поступили так, как повелевал нам долг. [150]
К вечеру состав кабинета определился следующим образом: Вивиани остается, как был, председателем совета министров; Делькассе, согласно своему желанию, получил портфель министра иностранных дел; Мальви, согласно желанию большинства, в палате депутатов сохранил за собой министерство внутренних дел; Рибо, которого все считают одним из самых выдающихся наших парламентских деятелей, заменил Нуланса во главе министерства финансов; Мильеран снова занял во главе военного министерства пост, который он с такой пользой занимал в 1912 г.; Оганьер остался во главе морского ведомства; Альбер Сарро, симпатичный и достойный депутат от департамента Оды, -- министр народного просвещения; социалисту Марселю Самба поручено министерство общественных работ; за Гастоном Томсоном остался портфель министра торговли; за Фернаном Дави -- портфель министра земледелия; Думерг взял на себя министерство колоний; Бьенвеню-Мартен изящным жестом уступил министерство юстиции и перешел в министерство труда; Жюль Гэд, социалист, получил новый титул министра без портфеля.
Вивиани представляет мне реконструированный кабинет. Я приветствую патриотизм министров и обещаю им всяческое содействие со своей стороны. Отсутствует только Жюль Гэд. Но за него горой стоит Марсель Самба. Впрочем, Самба говорит мне по секрету: "Гэду будет несколько не по душе присутствие Рибо в министерстве, он недолюбливает его взгляды и его характер. Но, так как в нем горит огонь патриотизма, вам легко будет успокоить его. Вы воистину приобрели влияние на него во время вашей беседы с ним, он рассказывал мне о ней прямо с восторгом".
Известия с фронта не улучшаются. 1-я и 2-я армии заставили неприятеля отступить; шармская дыра заткнута; но 4-я армия, сильно атакованная под Седаном и Бланьи, отодвинула сегодня ночью свое правое крыло на Маас. Немцы вторглись в Авенский округ. Они двинулись на линию Камбре-ле-Като. Тем временем бельгийская армия, которая добилась вчера довольно значительного успеха в районе Малина, достигла преимущества по всей линии до Вильворда, встревожена [151] нашим отходом и сообщает нам, что, если мы удалимся от нее, она вынуждена будет вместо продвижения вперед заботиться о своей собственной безопасности.
Маршал Френч, который отошел 25 августа на линию Камбре-ле-Като, отдал сегодня утром приказ продолжать отступление. Он считал невозможным даже укрепиться по ту сторону Соммы и поэтому предписал своим войскам отступить до Уазы. Итак, к несчастью, сражение между Амьеном и Верденом, которое предвидел генерал Жоффр, будет перенесено далее на юг. Во время этих последовательных отступлений наши города и села одни за другими занимаются неприятелем и подвергаются жестокому разорению.
Разумеется, наши неудачи не поднимают нашего веса в нейтральных странах. Повсюду эти наши неудачи используются против нас. Морис Бомпар телеграфирует нам из Перы: "Турецкое правительство лишено теперь возможности отослать немецкий экипаж "Гебена" и "Бреслау", равно как германскую миссию. Только показательный успех наших армий мог бы снова придать ему достаточный авторитет и вместе с тем также энергию, чтобы порвать с немцами, сила которых импонирует ему с каждым днем все более".
Австрийцы продвигаются вперед в Санджаке. В Египте германские и австрийские консулы стараются поднять население против Англии и возмутить его также против французской колонии. Но в Петербурге Сазонов заявил Палеологу, что русский генеральный штаб считает превосходным решение французского главнокомандующего временно отказаться от всякого наступления. Нам советуют не допускать развала и упадка духа и сохранить за собой всю свободу маневрирования до того момента, когда русская армия будет в состоянии нанести решительный удар. Наш военный атташе генерал де Легаш, проведший недавно несколько [152] дней на фронте, телеграфирует, что наступление уже энергично развернуто в нескольких местах. Он, как видно, вполне уверен в успехе. Итак, ожидать ли нам, что оттуда придет помощь, в которой мы нуждаемся?