Похолодало, и мы попросили наших петербургских родственников прислать наши зимние вещи, оставленные в доме дяди. Пришел ответ, что всё украдено; шубы, зимние платья, одежда - всё пропало. Всё, что у нас теперь было, это то, в чем мы приехали на время в Москву в июне. Следующая зима 1919 года была ужасна. Не было топлива, почти не было пищи, наших совместных жалований едва хватало на две недели. Мы начали менять вещи. Мои тети стали продавать мебель, ковры, ткани - всё, что они могли найти в своих сундуках. Тете Нине пришлось расстаться с пианино, которое она так любила, за два мешка картошки и немного муки. Две комнаты были у нас отобраны - столовая и гостиная. В одну из них въехал красноармеец. Его хорошо снабжали разными вкусностями, и у него было много топлива. Я часто приходила погреться в прихожую, где жарко топилась печь, обогревающая его комнату. Он выходил из нее и разговаривал со мной. Если он в это время стряпал на керосинке, стоявшей у него в комнате, то мой рот наполнялся слюной от запаха жарящейся яичницы с салом, однако он ни разу не угостил меня ничем.
Однажды, когда он застал меня на кухне, пытавшуюся что-то приготовить из того жалкого, что удалось раздобыть, он сказал мне:
- Ваши глаза не дают мне покоя. Я все время думаю о вас. Приходите ко мне сегодня ночью, когда все ваши заснут, я устрою для вас замечательный праздник. У вас будет все, что вы захотите.
Я ничего не ответила, потому что к тому времени я уже всё понимала.
Вскоре вышел новый декрет - каждый красный солдат может выбрать себе по вкусу подругу и делать с ней всё, что захочет. Я молча старалась избегать его, но это было трудно, - у нас была общая кухня и ванная комната.