Ну, а наша Уфимская военная жизнь кончалась. Победа! На улицах люди радовались, но при этом отлавливали милиционеров и били их. Наш дом гудел и вибрировал. По улице рыли траншею пленные немцы, мы бросали им луковицу и наблюдали свалку из-за неё. Цинга...
В моей жизни произошло событие. Из военной диагонали мне сшили брюки и китель - первый костюм в жизни. Наступил новый период жизни, связанный с отъездом из Уфы. В этот город судьба меня ещё не раз приведёт, и он мне не был враждебен никогда... Наступили послевоенные времена. Обещанные Сталиным "пироги и пышки" не спешили появиться, не было видно и других плодов победы.
По настоянию мамы наша семья не вернулась в Брянск, где мы жили до войны, хотя жильё наше уцелело. Решено было жить ближе к сёстрам и братьям мамы - в большинстве своём - москвичам. Обосновались не сразу - я, брат и сестра были распределены среди москвичей, живших далеко не в просторных квартирах, но почти год мы стесняли их. Для меня это было "хождение в люди". Один, без своей семьи, я потерял свою беспечность и учился анализировать события и обстоятельства.
Сначала я попал в единственную комнатушку сестры мамы Маруси. Арон, Маруся и их сын Лёва жили в комнате одинокой женщины, перегороженной на две части- два закутка. Дом старинный, каменный, на I Мещанской улице, в глубине неуютного двора. Быт и нравы Мещанки — по рассказам Гиляровского. Но здесь же был и нарядный проспект Мира. В квартиру вела убогая каменная лестница, скрежетал на повороте трамвай, остановка его у этого дома. Станции метро ещё не было, как не было и Олимпийского дворца на месте изъеденных временем домишек. Освоение московской жизни началось этой семьёй после окончания войны и переезда из Уфы. Маруся и Арон сражались за достойный вид жилья, всё красилось, драпировалось, но ветхость была неистребима.
Арон, как и в Уфе, устроился на руководящую работу в швейную артель, Маруся гордилась своим дореволюционным партстажем, растила сына, быт был налажен. Разрушил его арест и долгое заключение Арона (цеховая самодеятельность), а также - тяжёлая болезнь Маруси - рак. Тяжело умирал и Арон. Рано умер сын Лёва. Остался добротный мрамор памятника на Малаховском кладбище и ещё семья дочериЛевы - Гали, но это - другой мир.
Затем меня переселили в коммунальную квартиру сестры мамы Шуры, на Красной Пресне в Москве, Курбатовский переулок. Здесь жизнь была другой - на смену гнетущему ветхому быту Мещанской, пришла бурная расхристанная жизнь Пресни.
Маленькая энергичная Шура продолжала много работать, как и всю жизнь, зарабатывала, но жизни не видела, и своей доли в ней не имела. Только числился в семье её муж Яша, аферист по натуре, заправила картёжных притонов на Тишинском рынке. Дом в Курбатовском переулке, как и все в районе, был примитивным, насыщен коммунальными квартирами - здесь жила рабочая Пресня. Моему брату Марику выдавались "на прокорм" 10 рублей, хватало на еду и папиросы. Нравы были простые, и заглянувшая в окно (1 этаж) девчонка предложила свои услуги, но я, воспитанный целомудрием мужской школы Уфы, устоял, сохранил свою девственность, в чём не последнюю роль сыграла вульгарность происходящего.