25 марта.
Всеобщее двоемыслие. То, что огромное большинство людей не решаются откровенно разговаривать с другими о предметах подлинно их волнующих, а подменяют в беседе «больные» темы бытовой шелухой, разрушает психику народа. Шелуха начинает казаться реальным зерном мысли, а главные, не обсуждаемые годами вопросы, чем-то болезненным, о чем и впрямь не стоит, не следует говорить. Двоемыслие, которое сначала возникает как печальная необходимость, становится постепенно естественной формой душевной, духовной жизни народа. Страдание, загнанное внутрь, становится хроническим и уже не ощущается как болезнь. Думаю, однако, что тайная язва привычного двоемыслия мстит за себя не только в формах искаженного восприятия, но и в поведении — в эмоциональных, внешне как-будто необъяснимых взрывах. Мы говорим: люди стали грубее, мы замечаем как по самому пустяковому поводу продавец и покупатель, телефонистка и абонент, пассажир и кондуктор вступают в жестокую вражду, неадекватную причине конфликта. Пытаемся объяснить: люди устали, жизнь трудна. Но отчего устали, почему трудна? Разве во всем мире, во все времена простым людям жилось легко, вольготно? Но почему английская, французская толпа спокойна и доброжелательна, а в России, «куда ни поеду, куда ни пойду» все вижу жестокие, несправедливые отношения? Думаю, что эмоциональная сфера наша «выбалтывает» то, что скрывает мысль, слово. Она, эта сфера, открывает внутреннее душевное неблагополучие общества: она показывает, что люди устали от двойной жизни, им трудно, потому что, кроме обычных тягот, они тянут тяжелый воз душевной смуты. Эмоциональная атмосфера общества нашего полна грозового электричества, но молнии бьют без разбора, убивая и калеча невинных. Ибо огромная масса людей не понимает причин своей раздраженности, не догадывается, что мы все по отдельности и вместе тяжело, безнадежно больны д в о е м ы с л и е м.
Гуляли по Алма-Ате. Город красив. Впрочем, мои спутники из редакции утверждают, что главная красота наступит через месяц, когда все здесь зацветет и зазеленеет. Говорили о казахской ситуации. В республике три с половиной миллиона казахов на 12 миллионов населения. Несколько лет назад (в конце 60-х годов) началась волна национализма. Сопровождался этот вал не только сменой лиц на должностных постах, но и утеснением «инородцев» (в Казахстане 1 миллион немцев, 1 миллион украинцев). Если, к примеру, в списке нуждающихся в квартирах стоит казах и русский, то первый получит трехкомнатное жилье, тогда как русскому дадут комнатушку. Одновременно идет создание национальной легенды. Казахи письменности до революции не имели. Кочевники, они не создали ни городов, ни иных памятников цивилизации. Но теперь возник официальный миф о некой пра-пра-культуре. Якобы где-то в пустыне есть остатки великого города, основанного предками казахов; якобы был найден при археологических раскопках казахский воин в латах, на которых оказались письмена (значит письменность была!). Казахские националисты уже не скрывают своих взглядов на великое, даже «мессианское» назначение своего народа. И в этом молодые казахские интеллигенты (их, настоящих, хоть и мало, но они есть) целиком смыкаются с ныне правящим партийным руководством. Среди интеллигентов наиболее высокого полета называют одаренного поэта Олжаса Сулейменова и сына покойного Мухтара Ауэзова — ученого и публициста.
Впервые услыхал я о том, что после и в результате коллективизации в начале 30-х годов в Казахстане был страшный голод, падеж скота, массовое вымирание населения. Несколько миллионов казахов ушло тогда через границу в Китай.
В Алма-Ате, куда волны московской реакции доходят, из-за дальности расстояния, позднее, еще в 60-х годах был отличный драматический театр (билеты достать было невозможно), процветала студенческая театральная студия «Галерка», в университете существовало литературное объединение, исследовавшее литературу 20-х годов на высоком исследовательском и теоретическом уровне. Но националистическая волна захлестнула и задушила все эти ростки подлинной культуры.
В городе много памятников великим казахам. Они огромны, громоздки, не оставляют никакого художественного впечатления. Между тем общественности никак не удается добиться, чтобы хоть как-нибудь был сохранен в памяти такой, совсем недавний, эпизод. Два солдата вели по городу бензовоз. Машина загорелась и потеряла управление. Два километра неслась она, объятая пламенем, по улицам, когда впереди возникли деревья парка им. 28 панфиловцев. Из парка выходила группа маленьких детей — (очевидно, гулял детский сад). Чтобы не уничтожить малышей, солдаты направили бензовоз прямо на огромное дерево. Произошел взрыв огромной силы. В ближайших фонарях спеклось стекло, все окрестные деревья были опалены пламенем, но дети спаслись. Долгое время на место, где погибли солдаты-герои, люди приносили и клали цветы, возникло негласное место почета, но городские власти увековечивать поступок солдат не пожелали. То были русские люди.
Свободное копирование
