3 октября
В профессии писателя таится какая-то трагедия, обман. Сочиняют сотни и тысячи, а ценность подлинную представляют лишь очень немногие книги и авторы. Но раскрыть этот обман трудно даже в нормальном обществе, располагающем свободой слова. Ибо и у низкосортного автора есть свой низкопородный читатель, так что автору этому вполне резонно кажется, что он нужен, читаем, ценим. В нашем же перекошенном мире, где книги бездарных писателей издаются миллионными тиражами и читатель просто не в силах понять, что надо и что не надо читать, вопрос запутывается еще больше. (Получил из библиотеки ЦДЛ список новых книг и на стр.20-21 с горечью отметил, что на книжку лучшего поэта нашего времени Давида Самойлова «Дни» — 88 страниц — приходится том Анатолия Софронова в 312 стр., «Это какая-то писательская дизентерия» — писал в одном из писем — не об этом ли? — Николай Иванович Вавилов)
«Писательство» губительно не только неправдой и бездарностью, что выплескивается во вне, но и тем уродующим действием, которое профессия обрушивает на самого литератора. Мы видим вокруг себя этих духовных уродов, странно покривившихся под гнетом собственного самомнения. Одни из них надменны, они носят себя, как собственный монумент, другие готовы болтать с любой, пробежавшей мимо собакой, но болтать только о себе, о своем творчестве, о своих гениальных мыслях и произведениях. Третьи искажают свое нутро так, что уже не могут вообще просто вступать в контакты с окружающими, и если и говорят, то с какими-то всегда вывертами, смысл которых, опять-таки, подчеркнуть свое значение (Евтушенко, Вознесенский и сотни др.)
Отношения с обществом (с читателем) у этой публики тоже уродливые. С одной стороны публике твердят о писателях, которые гребут деньги лопатой (фельетоны о богатых переводчиках-халтурщиках — дежурное блюдо каждой газеты), с другой стороны каким-то писателям дают ордена, награждают их премиями, тараторят о них день и ночь. Публика не может разобраться, где тут справедливость, и в массе своей, сопоставляя скуку от скверных романов и барабанных стихов с газетными панегириками или поношениями, презирает писателя за лакейство и предательство. Литераторы же в массе своей считают, что сама профессия их дает им право на уважение окружающих. Любой их телефонный разговор по поводу покупки холодильника и приобретения путевки в дом отдыха начинается с представления: «С Вами говорит писатель…» В этом диссонансе еще одна психологическая ошибка для литератора, еще одна ложь, еще одна грань трагедии. Впрочем, трагедия возникает лишь для искренно чувствующих и подлинно ответственных перед своей профессией литераторов. Для большинства коллег главное в их профессии не «вывалиться из коляски», служить и извлекать жирный прокорм из своего приспособленчества. Эти все глубже опускаются как личности, в то время как первые со все более острым стыдом называют вслух свою профессию — писатель!...
У Юлика Даниэля удивительно доброе, умное, красивое лицо. Человек с мировой известностью, он смущается, когда ему говорят об уважении к его стихам, к его судьбе. В нем красота интеллектуала, красота души. Пожал ему руку — и как будто ласковым теплом обдало. За сто шагов видел: хороший человек.
Свободное копирование
