Семидесятые. Записки максималиста - 105

16 августа

Встретился и беседовал с Владимиром Максимовым. Я говорил ему об огромном впечатлении от его «Семи дней творения». Максимов был на этот раз спокоен, открыт. Может быть, потому что встреча происходила в близком ему доме. Всегда колючий, жесткий, он открылся доброй и отзывчивой своей стороной. На мой вопрос о реалиях его книги он доверительно рассказал о своей, как он говорит, «пестрой» жизни. Рабочий-строитель, сидел трижды (не по политической статье). Дважды бежал из лагеря. Последний раз при побеге его избили так, что в 18 лет тюремщикам пришлось его съактировать, Сидел в «психушке» — лечили от запоя. Говорит об этом без всякой аффектации. Со смехом рассказывает, как его в 1959 году «покупали» на Лубянке. «Зачем вам эти встречи с иностранцами.… Оставьте это, мы вам поможем...» Разговор был долгим. Максимов ерничал, грубил и, в конце концов, его отпустили, Но то была пора, когда беседу начинали с заверений, что «мы твердо держимся принципов Феликса Эдмундовича». 

Володя владеет несколькими профессиями. Потому-то у него и герои держат в руках настоящее дело. Чувствуется в нем и христианин — явно воспитывает в себе терпимость, хотя по личной его ожесточенной натуре ему терпимость эта дается тяжело. Сказал, что христианин, по его мнению, человек действия, и то, что сейчас многие интеллигенты русские ушли в веру, вовсе не означает их отхода от общественной деятельности. Об интеллигенции конформистского толка говорит зло. Тут и христианство ему не помогает. В 1956 году эти «жирные» охотно подписывали и покрикивали на собраниях. «Протестантизм» тех либеральных лет только наращивал им политический капитал. Обстановка фронды самая комфортная для этих приспособленцев, которые хотят, чтобы их не только хорошо кормили, но и уважали. Теперь они разбежались по углам. Максимов, однако, выделяет в среде интеллигенции тех, кто выдержал испытание страхом и голодом. Верит, что такие есть и их будет еще больше.

В. Максимов попросил дать ему мою книгу о Вавилове. Очень оживился, когда я сказал, что перерабатываю рукопись, чтобы показать ВИНУ Николая Ивановича. «Это очень важно, показать вину крупнейших деятелей интеллекта. Это важнее, чем показать их как жертв режима» — сказал Максимов.

Рукопожатие у Максимова очень крепкое. Его рука сильная, твердая, хотя изуродована. Ее раздробили после очередного побега из лагеря.

Очерк о Мазлумове до 3-х листов. Он тяжело, с трудом ползет вперед. До конца месяца мне его непременно надо закончить. Едем в Крым, в Коктебель. Там будут другие дела, другие мысли.