30 июля
У моего редактора Вики Мальт умерла мама. Маме было лет 75. Она тяжело болела, много недель никого не узнавала. Вика приходила в редакцию с заплаканными глазами. Мне тоже было жаль эту маленькую, изящную старушку, очень добрую и деликатную. Мы несколько раз разговаривали с ней, когда она была здорова, и я понял, почему Вика ее так любит — это была чистая душа, на редкость простая душа подлинного интеллигента и человека. И вот мы в крематории. Покойная лежит в цветах на том самом «столе», где родные и друзья в последний раз оглядывают уходящую. У изголовья еле сдерживают слезы две ее дочери, глубоко удручены и другие родственники. Но у ног я замечаю кучку людей, о чем-то живо и весело между собою толкующих. Они обсуждают, кто будет произносить речь, спорят, суетятся, поминают друг другу какие-то старые обиды. Но вот подана команда перенести покойную на последний постамент. Мы устанавливаем гроб с маленькой, ничего не весящей старушкой и выходим за пределы ограды, в которой родные обычно прощаются с умершей. Но прежде чем к гробу подошли родные, оградку заполняют эти живые и шумные старички и старушки. Едва смолкла траурная музыка, самый шумливый из них вдруг выдвинулся на видно место и заявил, что он председательствует на траурном митинге, представляет слово для прощальной речи такому-то. И вдруг все разъяснилось. Наша легкая старушка оказалась членом КПСС с 1920 года, а все эти суетящиеся субъекты — ее коллеги, объединенные какими-то секциями, отделами, подразделениями. И тут мы услышали речугу, произнесенную по всем правилам партречей, речугу про то, как покойная Мария Михайловна была хозяйкой подпольной квартиры в г. Николаеве во время деникинщины. Как это было опасно, героично и важно и т.д. Все это произносилось с серьезным, значительным видом. С тем же видом еще одна толстая дама (не завидую тем, кто будет ее хоронить) что-то говорила о солидарности женщин всего мира, о женщинах-работницах в красных косынках.… Это был театр, театр теней, которые над гробом еще одной тени делали какие-то заученные с давних пор движения, произносили заклятия, которые сегодня звучали смешно и жалко. А потом, когда гроб спустился в кремационную преисподнюю, и моя милая Вика чуть не лишилась чувств, эти бодренькие старички и старушечки весело побежали вон. И, ей-богу же, они были довольны. Во-первых, они снова встретились и убедились, что они еще есть. А во-вторых, они провели весь спектакль правильно, по заведенному полвека назад порядку («Спи спокойно, дорогой товарищ, память о тебе не умерла в сердцах молодых поколений…») Ей-богу, этим старперам только и следовало бы произносить всегда одну фразу: «…А мы думали, чтобы как лучше. Кто же знал, что так получится?»
Звонил П. Сообщил несколько радостных новостей: Кочетов получил орден Октябрьской революции, Софронов и Грибачов в ближайшее время выпускают пятитомник своих выдающихся произведений.
Свободное копирование
