Вообще в этот приезд в Петербург мне привелось немало перевидать лиц, принадлежавших к высшим бюрократическим сферам, особенно в Министерстве земледелия, где мне пришлось познакомиться со всем высшим его составом, начиная с самого А.С. Ермолова, товарища его А.Х. Стевена и директора департамента земельных имуществ И.И. Тихеева, причем с этим последним, человеком простым и в высшей степени деликатным, у меня установились довольно дружелюбные отношения. Приходилось мне также раза два бывать в заседаниях подготовительной при Особом комитете при постройке Сибирской железной дороги комиссии, состоявшей под председательством умного и лукавого сановника А.Н, Куломзина. В состав этой комиссии входили представители различных ведомств. Тут я встречал и И.П. Шилова, моего троюродного брата (по матери), бывшего тогда директором канцелярии по кредитной части, и Н.Н. Кутлера, бывшего в то время директором департамента окладных сборов, с Которым впоследствии мне пришлось близко сойтись, как с товарищем моим по центральному комитету к[онституционно]-д[емократической] партии, и флотского генерала, впоследствии академика М.А. Рыкачева, с сыном которого, Андреем Михайловичем, меня впоследствии судьба свела в Саратове, и добродушного чудака генерал-контролера и упорного славянофила Афанасия Васильевича Васильева, всегда неизменно готового отстаивать Истинные нужды переселенцев, и Н.Н. Покровского, впоследствии министра иностранных дел, служившего в то время в качестве начальника отделения Комитета министров и знакомого мне с детства как одного из кавалеров на наших танцевальных вечерах в Варшаве. А в заключение мне пришлось довольно-таки близко познакомиться тогда и с высшими представителями нашей военной бюрократии.
Случилось это вполне для меня неожиданно и вот каким образом. Бывший в то время приамурским генерал-губернатором генерал С.М. Духовской неожиданно поднял тогда вопрос о распространении воинской повинности на сибирских инородцев. Вопрос этот с военной точки зрения был совершенно вздорный, особенно в применении к инородцам Приамурского края, тунгусам и орачонам, которые представляли из себя немногочисленные, вымирающие и вполне дикие племена. Однако же, ввиду последовавшей на всеподданнейшем отчете Духовского, в котором он поднял этот вопрос, высочайшей резолюции "рассмотреть дело по существу", вопрос этот поступил на рассмотрение Главного штаба, где была образована по этому вопросу особая комиссия, под председательством самого Н.Н. Обручева, из двух его помощников, генералов Беневского и Гюббенета, из находившихся тогда налицо в Петербурге сибирских генерал-губернаторов и командующих войсками и целого ряда представителей различных ведомств. В эту-то комиссию и Горемыкин получил назначение быть ее членом по высочайшему повелению и с правом пригласить с собою кого-либо из "ближайших своих сотрудников по военной части". Получив это приглашение и не имея при себе никого из лиц своего штаба, Горемыкин развел было руками в недоумении, но вскоре он решил выйти из затруднительного положения, признав, что так как дело тут касается инородческого населения, делами которого заведую я, то я и могу сойти за "ближайшего его сотрудника по военной части". Я было смутился сперва таким неожиданным для меня назначением, но затем, подумав, что небезинтересно мне будет познакомиться с делами военного ведомства, решил от него не отказываться. И в один прекрасный день отправился совместно с Горемыкиным к генералу Обручеву, знакомство с которым не могло меня не заинтересовать, как с ближайшим сотрудником бывшего военного министра Д.А. Милютина. И хотя Обручев был, видимо, несколько озадачен при виде моей штатской фигуры, однако, все сошло благополучно и я занял место за длинным столом среди массы генералов Генерального Штаба рядом с генералом Д.И. Суботтичем, занимавшим тогда должность помощника начальника штаба у Духовского. Сперва я твердо решился на роль безмолвного свидетеля происходивших при мне совещаний, но вскоре, однако, к собственному моему удивлению, мое участие в этой комиссии оказалось небезрезультатным для дела. Когда речь свелась главным образом к вопросу о формах привлечения к воинской повинности более или менее значительного бурятского населения, то решено было составить из бурят два конных полка и в виде кадров этих полков употребить казаков Иркутской и Енисейской губерний. Все генералы признавали этот проект весьма удачным, нимало не затрудняясь вопросом о том, хватит ли наличного казачьего населения Иркутской и Енисейской губерний для того, чтобы составить потребные полковые кадры. Между тем я, обладая весьма точными статистическими данными о численности казачьего населения, рассчитал, как по пальцам, что состав его далеко меньше потребного количества и свой расчет представил генерал-губернатору, который должен был со мною вполне согласиться. Сведения эти чрезвычайно огорчили тогда всех прикосновенных к делу штабных офицеров, но, однако же, им пришлось примириться с неумолимостью этих фактических данных, и таким образом так хорошо, как им казалось, разработанный проект их должен был остаться втуне и не получил никакого движения. Я же был очень доволен, что мне, маловажному штатскому человеку, пришлось разрушить тогда этот генеральский проект, приведение которого в исполнение не легко отозвалось бы на спинах неповинных бурят.
Сотрудничество мое в делах путевой канцелярии генерал-губернатора закончилось в конце апреля 1896 г., когда генерал-губернатор отправился в Москву, чтобы принять участие в предстоящих торжествах коронации, и куда я за ним уже не последовал.
55 Рыкачев Михаил Александрович (1840-1919) -- метеоролог, физик. Академик Петербургской АН (1900).
Свободное копирование
