Получив от Колмогорова приказ о списании меня с «Рязани» в связи с переходом на «Сишан», я помчался на судно. В кают-компании все вопросительно уставились на меня. Весь сияющий, я закричал:
— Не знаю, как мне отблагодарить Аузена! Он просто замечательный человек!
Все буквально разинули рты от удивления:
— Расскажи толком, что произошло?
Я показал распоряжение конторы. Присутствующие повскакали с мест и чуть не закричали «ура!» Шубин обнял меня и взволнованно произнес:
— Есть правда на свете, идите к Аузену и вручите ему распоряжение.
— Нет, Сергей Сергеевич, я не хочу его больше видеть. Разрешите получить мне перевод на другое судно только от вас.
— Тогда я сам ему обо всем доложу. Мне хочется видеть его физиономию, когда он узнает такую новость, может, на радость всем лопнет от злости.
На другой день, 13 апреля 1914 года, рано утром я перебрался на стоявший поблизости пароход «Сишан». Судно готовилось в рейс в Ханькоу за чаем. На «Сишан» одновременно со мной был назначен капитаном Павел Георгиевич Миловзоров.
Миловзорову в ту пору было не больше тридцати шести лет. Несмотря на молодость (для капитана тогда это, безусловно, была молодость), он уже пять лет командовал судами. Пароход «Нева» совершил рейс под его командованием из Владивостока в Австралию, несколько лет он плавал на лоцманском судне «Камчадал». В 1912 году перегнал из Петербурга во Владивосток один из пароходов Доброфлота, специально построенного на Невском заводе для обслуживания Дальневосточного края. На «Сишан» Миловзоров пришел с парохода «Колыма», поставленного на ремонт перед рейсами в Арктику. Павел Георгиевич пользовался среди моряков репутацией энергичного и знающего судоводителя, с большим тактом поддерживающего порядок и дисциплину на вверенных ему судах. Я был рад встрече с Миловзоровым еще и потому, что он являлся косвенным виновником моего поступления на службу в Доброфлот.
Вечером пароход вышел в Китай.
Едва «Сишан» миновал залив Петра Великого, как судно окружила плотная завеса тумана. Миловзоров, старший помощник и я стояли на мостике словно висевшего в воздухе парохода.
— Александр Павлович, — обратился ко мне капитан, — вам приходилось нести самостоятельную вахту в таком молоке?
— Откровенно говоря, не приходилось, слишком сложная обстановка.
— Да, сложная, но страшного ничего нет. Правда, многие осторожные капитаны в такую погоду станут где-нибудь на якорь, отстояться. По-моему, это не выход. Я думаю, что если на судне исправная вахта, зорко наблюдает впередсмотрящий, приняты все-меры против столкновения, правильно держат курс, дают туманные сигналы, а также несут положенные огни, никакого риска нет. И вообще, опасности чаще всего вызывают люди, которые или не знают своих обязанностей, или соблюдают их небрежно.
— Да, но ведь бывают иногда разные случайности?
— Бывают, но у настоящих моряков они сведены до минимума. Хороший судоводитель учтет все — и глубины, и интенсивность плавания других судов в данном районе, и даже, если хотите, время года, то есть вероятность встречи с рыбаками.
Да, это был действительно настоящий мореход. А ведь, кроме магнитного компаса, механического лага да лота, никаких навигационных инструментов в то время не было.
Рейс «Сишана» в Ханькоу прошел отлично.
Сдав груз, мы легли на обратный курс. Горизонт был необыкновенно чист, яркие звезды горели, в высоком небе. Несмотря на наличие точных ориентиров, Миловзоров приказал все время производить обсервации по звездам. Он говорил:
— Астрономические наблюдения не только уточняют место судна, но и, что, пожалуй, самое главное, они должны войти вам в привычку, стать вашим увлечением.
По возвращении во Владивосток Миловзоров вернулся на «Колыму». Предстоял тяжелый арктический рейс.
Я с сожалением простился с ним, так как у него даже за такой короткий рейс сумел очень многому научиться…
Капитаном «Сишана» был назначен Мартын Петрович Битте.
Приступив к командованию «Сишаном», Битте начал готовить его для рейса в устье реки Лены. Почему Доброфлот остановил свой выбор на этом судне, трудно понять. «Сишан», построенный в 1886 году, обладал неособенно прочным корпусом. Судно было килевое, глубокосидящее, что затрудняло его плавание в береговых мелководных разводах вдоль Чукотского побережья.
Пароход «Сишан» поставили на ремонт в мастерских Доброфлота. После отбивки ржавчины и окраски корпуса в трюмах для прочности установили распоры из толстых бревен, что, однако, значительно снизило вместимость судна.
Капитан Битте опросил весь командный состав, в том числе и меня, желаем ли мы принять участие в первом рейсе на реку Лену, предупредив при этом, что не исключена зимовка судна во льдах Арктики. Разумеется, мы согласились, так как участвовать в таком рейсе каждый считал честью. «Сишан» переименовали в «Лену» и на его борту появилось это волновавшее нас в то время слово: еще свежи в памяти были события ленского расстрела.
Свободное копирование
