Г Л А В А 4
Не могу не рассказать об отзывчивости и душевной доброте моего друга - я ему обязан, в некотором роде, своей левой рукой.
А дело было так. Школа наша (повторюсь) находилась внутри комплекса домов между Моховой и Литейным и на переменах мы свободно выбегали во двор и разминались, кто как придумает. Зимой снег сгребали в кучи, но не вывозили и они со временем вырастали, превращаясь в бесформенные ледяные горы.
В один «прекрасный» день я на большой перемене ввязался в затеянную на дворе игру, которая состояла в том, что надо было толкать плечом соперника, прыгая на одной ноге, придерживая другую за лодыжку. Хватать противника свободной рукой не позволялось, поэтому я засунул левую руку в карман брюк (для чистоты правил) и, подхватив второй рукой правую ногу у щиколотки, начал прыгать и толкать поочерёдно остальных участников. Тот, кого валили с ног, а точнее, с его единственной ноги, - выбывал из игры.
Я был большим и массивным для своих лет и поэтому довольно успешно посшибал в снег многих претендентов на лавры победителя.
Агафонов, обычно, по причине небольшой телесной массы (а может быть, и по взрослости ума), не участвовал в испытаниях подобного рода, хотя, иногда, нарушая правила, вмешивался в поединок и толкал руками моего визави, прекращая таким образом наши петушиные наскоки.
В этот раз его во дворе не было и я продолжал прыгать и толкать оставшихся противников. Один из них оказался юрким и ловким прыгуном, он всё время отскакивал и не входил в контакт. Отступая от меня, он постепенно поднялся на вершину ступенчатой ледяной горки, о которых речь шла выше. Я не отставал и тоже прыжками поднялся за ним. На вершине моему сопернику удалось в последний момент извернуться и я, попав плечом в пустоту, полетел с горки вниз со всей высоты своего роста.
Резкая боль в плече пронзила моё сознание, я почувствовал, лёжа на льду, что не могу вытащить левую руку из кармана. Как потом оказалось, я сломал плечевую кость, но поскольку рука была в кармане и не могла двигаться, то сломанные части снова воткнулись в месте перелома друг в друга, создав впечатление, что ничего не произошло.(Это называется вколотым переломом). Перекатившись на правый бок, я с трудом поднялся и поплёлся на уроки.
Перемена закончилась. Следующим уроком был «труд». Когда я медленно, со звонком, вошёл в мастерскую, все уже были на местах. Далеко, в глубине большого помещения, между слесарными верстаками Агафонов, как Дартаньян, «фехтовал» напильником с воображаемыми слугами кардинала. Но мне было не до мушкетёров: боль в руке не проходила. Преподаватель сразу дал нам задание: опилить стальную заготовку. Одной правой рукой я закрепил брусок в тиски и той же правой безрезультатно водил драчёвым, да к тому же и масляным, напильником вперёд и назад. Наш «трудовик», проходя мимо, заметил такое моё разгильдяйство и начал укорять меня и требовать вытащить руку из кармана и прекратить дурачиться с инструментом. Кое-как я вытащил руку и, помогая ей напильником, пытался двигать обеими...
Но тут, как из под земли, рядом вырос Агафонов! Он, почувствовав, что со мной что-то происходит, оставил свои тиски и моментально подкатился на помощь. По моему бледному лицу он сразу заподозрил неладное и спросил в чём дело. Ему, разумеется, я всё рассказал.
Неожиданно для меня, он тотчас поднял такой шум и гам, требуя отпустить меня к врачу, а его - со мной - для помощи пострадавшим, что мне нечего было добавить к его красноречию. Перелом у меня был закрытый, держался я молча, как «партизан», и педагог сначала не верил моему другу - может, подозревая, что мы в кино собрались. И только настойчивость Агафонова победила - нас отпустили.
Валерий надел на меня пальто, застегнул пуговицы, заправил пустой рукав в карман, намотал на меня шарф и мы отправились к врачам. В поликлинике мой друг меня всячески опекал и помогал: было уже поздно, врачи расходились, номерков не давали - Агафонов шумел, объяснял, обходил очереди и задержал уходившего рентгенолога, - в конце концов - руку мою загипсовали и подвесили мне на шею.
Агафонов опять меня одевал, привёл домой, сходил в магазин и, вообще, всячески ухаживал за мной во время болезни. Когда я стал ходить в школу с гипсом на руке, он пересел ко мне на парту и оберегал от неожиданностей, следя за моим выздоровлением. И даже после: гонял меня на физиотерапию, когда я отлынивал.
Спасибо ему за всё!
На Новый год в школе готовили программу и обещали приз тому, кто сделает самый интересный, оригинальный и неузнаваемый костюм.
К мероприятиям я относился прохладно, но Агафонов не мог пропустить случай и придумал нарядиться Человеком-Невидимкой, и в этом костюме неожиданно (без разрешения комитета по проведению вечера) предстать взорам удивлённой публики.
Секрет состоял в том, что он решил Невидимку сделать из нас двоих: Валерий усаживался ко мне на плечи и надевал на себя длинный плащ, который скрывал всю конструкцию, натягивал шляпу с большими полями, а черные очки и высоко поднятый воротник закрывали лицо. Получался двухметровый Человек-Невидимка! Узнать нас, конечно, было невозможно - особенно меня. Но, находясь внутри застёгнутого плаща, я не видел, куда идти и где заворачивать. Мы стали отрабатывать приёмы, как сообщать мне о направлении. Валерка то дёргал меня через карманы плаща за определённое ухо, то пинал поочерёдно ногой, передавая информацию. Огромный плащ он взял где-то на время и прорезать в нём дырки для обзора было нельзя.
Натренировавшись у Агафонова дома, мы, со всеми аксессуарами, пробрались вечером в школу. В коридорах почти никого не было, но, судя по аплодисментам в зале, мероприятие шло полным ходом. «Артистической уборной» послужил нам пустой туалет: Валерка с подоконника уселся мне на плечи, надел плащ и застегнул пуговицы...
Дальнейшее я могу описать только по косвенным ощущениям и звукам.
Валерий, выглядывая поверх дверей, выбрал момент, когда в коридоре было пусто. И вот, пригнувшись в проёме, из мужского туалета вышла высокая фигура Человека-Невидимки, которая, опустив шляпу на глаза, пошла куда надо, странно сгибаясь в неожиданных местах. Что происходило в коридоре, на лестнице и в зале, куда мы явились, что говорил и делал «наверху» мой приятель - не могу сказать. Строго следуя «инструкциям» (толчкам в бок), я следил только за тем, чтобы вовремя поворачиваться, останавливаться и идти.
В зале нас, очевидно, окружила толпа, потому что кроме тычков в бока начались и в спину, и спереди. Валерий у меня на шее держался цепко, но всё сильнее сдавливал ногами голову и уши; я перестал слышать что-либо, запутался в направлениях и Невидимка, вероятнее всего, исполнял уже какой-то «вальс», чем осознанные движения. Гвалт вокруг нашего героя нарастал. Человека-Невидимку, совсем как в романе Уэллса, били, ругали и тянули во все стороны. Его верхняя половина (Валерий) отбивалась, хватая кого-то за волосы, и, кажется, даже плевалась сверху на нападавших. Я растопырил ноги и держался до последнего, сопротивляясь попыткам свалить Невидимку на пол.
Но... он всё-таки пал в неравной борьбе с обществом!
Верхняя часть, барахтаясь в длинном плаще, отползла на руках куда-то в сторону, а я - ослепший от света, в серой распоясанной школьной гимнастёрке, взлохмаченный и красный - увидел вокруг возмущённые лица педагогов и активистов новогоднего вечера...
Опять не допущенный к выступлениям Агафонов помешал запрограммированному течению запланированного мероприятия!
Свободное копирование
