Восхождение к вершинам. Эльбрус-66 - 7

 -XXX-

… Однако, обратимся к восхождению. Около часу ночи был тихо «сыгран» подъём и через 10-15 минут все выстроились на площадке выхода из Приюта. Проводник, бегло оглядев нас при свете фонарика и проверив «амуницию» каждого, дал команду стартовать.

 В час ночи мы тронулись. Небо было чистое, светила яркая луна, в блеклом свете которой отражались спрессованные ветром снежные накаты и кое-где торчавшие ледниковые заструги… Меня, как самого неопытного (и, как отчасти справедливо предполагалось, потенциально самого «слабого») «поставили» идти впереди группы (чтобы я не отставал и меня «подгоняли» сзади идущие). Размеренно и сперва не спеша, в темпе, указанном мне проводником, наша цепочка потянулась вверх. Трикони хорошо держали на замёрзшем, но не скользком снежном насте, репшнур не понадобился, ледоруб нужен был пока только чуть ли ни как «опорная тросточка»… Проводник, замыкавший группу, подбадривал нас, и всё, вроде, шло хорошо. Я чувствовал себя уверенно и, как ведущий, желая отсеять у товарищей все сомнения в своих физических кондициях, энергично «попёр вперёд и вверх». Помню, какое чувство внутреннего восторга испытывал я в этой ночи: вдруг вернувшееся (скорее всего - на эмоциональной волне) бодрое самочувствие, полное безветрие, скрипящий твёрдый наст снега под ногами и чистое от облаков звёздное небо над головой (звёзды помню хорошо, а, вот, луну – почему-то нет) – всё настраивало на победный лад. Погода нам явно благоприятствовала. Впереди в полутьме рассвета слабо проглядывала раздвоенная сахарная голова Эльбруса, и даже неожиданно возникшая над ним падающая яркая звезда – всё это вдохновляло и способствовало полной эйфории… Я, «салага», в душе ликовал!

 …Шли, уже несколько часов, не отдыхая, когда начинало уже светать. Яркие, до этого, звёзды стали гаснуть… Я, как «ведущий» шёл в том же темпе и был пока «собой доволен». Через какое-то время, где-то между приютом Пастухова и седловиной, сзади периодически стали раздаваться редкие возгласы типа: «Юрка, тормозни» или «короче шаг». Но почти одновремённо наш проводник-балкарец, шедший замыкающим (чтобы никто не отстал) комментировал эти крамольные речи короткими внушительными репликами, вроде: «нормальный темп, не отставать». Уже на подходе к седловине, отделявшей «нашу» Восточную вершину (5621 м) от Западной (5642 м), когда солнце уже всходило из-за гор, возгласы с требованием замедлить темп участились и, принадлежали, как оказалось, … нашему официальному руководителю Андрею (больше всех опасавшегося вчера моей «несостоятельности» при восхождении). Вот так да!..

 Я, вдохновлённый своей ролью «авангарда» группы, остановился в ожидании и стал почти нагло возмущаться словесами типа: «кого же мне слушать – проводника или вас, слабаков ?». Идущие сзади стали совещаться, что делать с товарищем. Оказывается, Андрей вдруг «расхотел» идти выше. Известно, что такие психологические выкрутасы и непредсказуемые «сломы» бывают при некоторых формах горной болезни («горняшки»)…

 Опасаясь, что меня заставят остаться на седловине с ним вместе «для охраны» друг друга (хотя речь об этом пока не шла), я, как храбрый заяц, предупредительно «бросился в атаку», предложив обычно практикующуюся в таких случаях методику подъёма – «взять его на репшнур», т. е. поставить посредине и, подсоединив репшнур спереди и сзади к двум другим товарищам, «вытащить» его таким образом, наверх (чтобы ему в процессе подъёма оставалось только «передвигать ногами»). Конечно, это оказалось оскорбительным для формального «руководителя» группы Андрея.

 Вероятно, в неожиданной его слабости, отчасти (если не в наибольшей степени), сказалось и чрезмерное перед восхождением внимание, которое он ежедневно (точнее – еженощно) уделял дополнительным «ужинам» с официанткам столовой в период предшествовавший восхождению. Причём, как утверждали ребята, каждый раз «ужинал» он с новой пассией... Ничего не скажешь – орёл! Но всё хорошо в своё время… Как бы то ни было, добравшись до «седла» - седловины между двумя вершинами (5200 м.), где стояла маленькая (2х3 м) алюминиевая «палатка» - защита восходителей от ветра – он всё же сам благоразумно решил остаться в ней и переждать, пока мы «сбегаем» на вершину. Все, в т. ч. проводник, согласились. «Бежать наверх» надо было ещё где-то 300 с лишним метров только по вертикали (перепаду высот). «Побежали». Точнее – уже медленно «поползли»…

 И тут-то - вот «ОНО» - началось ! Я стал ощущать первые признаки приближения «горняшки», обусловленной кислородным голоданием: вялость и апатию, замедленность реакции… Наиболее энергичный и, как оказалось, самый выносливый из нас всех, Игорь (недаром, что лётчик-испытатель) вскоре обогнал меня на подъёме и, сипло выдохнув: «жми, Юрка», как-то немного «враскачку» пошёл дальше вверх. Я потащился за ним…

 Конечно, на моём самочувствии сказалась неопытность – неполная акклиматизация (до Приюта врач рекомендовал сделать ещё хотя бы одну промежуточную ночёвку на Мире - в те времена туда ещё не была проложена подвесная канатная дорога для лыжников - и там переночевать, дабы организм постепенно привыкал к высоте (что сделано не было). Я прибыл в горы с равнины практически всего за три дня до восхождения (ребята «кантовались» в Приэльбрусье уже более недели). При этом в течение всех последних дней (в т. ч. и на Приюте) я практически голодал (на «приютской» высоте почти полностью потерял аппетит – за всё время съел лишь несколько ложек каши да супа – а, как потом мне объяснили, надо было есть даже через силу). Содействовал этому также и неправильный питьевой режим – вместо чуть подслащенного чая я по какой-то собственной дурости потащил наверх и пытался пить горький консервированный калиновый сок… А он «не пошёл» у меня, и без питья я почти что «высох». В результате этого мой организм оказался ещё и практически обезвоженным. Ну и, конечно, не надо забывать, что попал я сюда после больницы и санаторного лечения с диетой и различными процедурами, где мало двигался. В общем – какое-то оправдание своим честолюбивым надеждам «первым» в группе взойти на Эльбрус (как 13-ю годами раньше на Говерлу в Карпатах), я для себя нашёл. Смешно об этом вспоминать, конечно! Особенно «с высоты» моего нынешнего возраста…

 Подъём на восточную вершину Эльбруса после седловины обычно идёт по северному склону, где андезитовые лавовые потоки вследствие выветривания образуют ступенчатые «щётки», по засыпанным снегом выступам которых, приходилось подниматься. На этой высоте (более 5300 м) уже приходилось, «как учили», делать вдох и выдох точно в ритм шагов, выдыхая воздух (с «шипением») «через зубы и полузакрытый рот. Было физически тяжко. Я шёл практически «на автомате», как говорят восходители. Меня стали обгонять и другие товарищи. Но я «решил умереть», но взойти на вершину! И упорно шёл вверх.

 Сейчас, по прошествии почти полувека, интересно подумать, как важно в молодости для человека самоутверждение, когда многие поступки часто граничат с безрассудством. Такие случаи часто настигали меня в последующие годы – например, когда я пытался дойти в одиночку до САМОЙ кромки вершинного кратера «керосинившего» фтористыми газами Ключевского вулкана или когда пересекал фумарольные поля вулкана Тятя на Кунашире (где задыхался от серных испарений и спасся от удушья, лишь закрыв нос платком, предварительно помочившись в него); когда из-за излишней «лихости» чуть не утонул в кратерном горячем фумарольном озере вулкана Головнина на том же Кунашире. Наконец, когда пытался на Шикотане для сокращения пути подъёма преодолеть «замок» в нависающих скалах с отрицательным углом наклона: туда как-то добрался, но обратно спуститься уже не смог – даже смотреть вниз было страшно… Тогда я, как в приключенческом кинофильме, обрывая в кровь кожу на пальцах, уже на грани полной потери сил от усталости и тупого безразличия к своей собственной судьбе, распластавшись, как уж, на круто уходившей вверх скале, медленно полз вверх, подавляя в душе находившие на меня «волны» дикого ужаса и «животного» страха перед, казалось, неотвратимым срывом вниз и падением с высоты более 100 м на острые скалы и каменистые глыбы, торчавшие среди накатывавшихся пенистых волн океана…

 Но Господь меня тогда не оставил. На практически гладком склоне я почти бессознательно руками нащупал какую-то нишу и заполз в едва выделявшийся скальный «карман», который постепенно стал уполаживаться и расширяться. По нему я постепенно добрался до верхней кромки застывшего базальтового потока, где уже можно было уцепиться за какие-то выступы… Спасён! Ничего, кроме полного бессилия, усталости и тупого равнодушия (никакой радости!) не было. Какое-то осознание произошедшего пришло гораздо позже. С тех пор я ещё несколько раз попадал в подобные ситуации, легкомысленно желая «сократить» путь или «ускорить» подъём, пока всем своим нутром, наконец, не осознал ту непреложную истину, что подъём на крутые скальные вершины в большинстве случаев бывает относительно более лёгким и часто спасительным, чем спуск…

 Сверху я потом сфотографировал это место и в назидание самому себе написал на фото «Memento mori» - («помни о смерти»), чтобы всегда об этом помнить и «не наглеть» по жизни... Да уж, так было! Сейчас эта надпись красуется на мониторе моего компьютера.