Мама была на моей стороне. Она понимала, что дома я не смогу осуществить задуманное. Отец же был против всех моих поездок. Тем более в Москву. У нас не было не то что родственников там, а даже знакомого человечка, у которого можно было бы, если что, заночевать. Отец был строг и грозился взяться за ремень, если я поеду. Но я пошла и купила билет на поезд. Кажется, был уже сентябрь. Чтобы оправдать свои действия, я ему сказала, что вызова из университета не пришло, значит, надо ехать за документами. Моя логика была железной. Отцу было нечего сказать. И он со мной согласился.
Из дневника.
«7 сентября. И, тем не менее, я еду в Москву. Сомнения раздирают меня. Но… утро вечера мудренее».
В тот день, когда мне надо ехать, почтой пришли документы из университета. Папа об этом не узнал. Мы с мамой ему не сказали. Теперь я понимаю, что это был знак, посланный мне свыше. Но если бы я тогда замечала эти знаки, если бы следовала им. Так ничего и не поняв, я храбро отправилась брать вторым приступом столицу. Теперь, когда у меня самой двое детей, я часто размышляла о маминой смелости. Как это она могла меня так легко отпустить в никуда? И всегда объяснения у меня только одни. Она не представляла попросту, что такое Москва и свято верила в меня, в то, что я не наделаю глупостей. Мать своё дитя хорошо чувствует и знает.
В Москву из Воронежа после пересадки я ехала днём. Это должно было иметь такие последствия, как ночёвка в Москве на вокзале. Но я была столь наивна и бесстрашна, что думала только одну ночь провести на вокзале, а уже следующей я должна была мирно и счастливо посапывать в собственной кровати какого-нибудь заводского общежития. Наверное, то, что в университете мне сразу же по приезде дали общежитие, когда я приехала поступать, сформировало у меня такое представление, что в Москве всё для меня будет делаться быстро, легко и красиво.
Но сложилось всё совершенно невероятным для меня образом. Это моё счастье, что я ехала в Москву днём, а не ночью. Где-то в Рязани, уже почти на исходе моего пути, рядом со мной на полку присела девчонка, худая, рыжая и бедовая. Это было не купе, а плацкарта, поэтому буду называть свой отсек пространством. Так в это пространство вторглась моя спасительная соломинка – Наденька, рязанская девчушка, ехавшая пытать своё счастье в лимитской жизни.
Кто не знает, что такое лимит? Это в советское время каждому молодому человеку, живущему за пределами столицы, давался шанс покорения Москвы. Раньше в столицу ни под каким видом просто так попасть на жительство было нельзя. Квартиры тогда не покупались и не продавались, а обменивались. Можно было, лавируя на грани закона, проворачивать почти всё. Но не каждый отваживался на такие операции. Поэтому для меня, как и для всех советских простых граждан, было всего три законных правила, по которым можно было стать москвичкой. Но они для меня были неприемлемы, потому что я на эти правила просто не тянула.
Первое правило было такое: если у меня были бы в Москве родители, то я не могла к ним прописаться, надо было, чтобы наоборот. Если бы я была престарелой мамой, то мой ребёнок мог бы меня к себе забрать на жительство в столицу.
Второе правило было такое: если бы я имела хорошую профессию и была очень нужным и редким специалистом, то меня могли бы пригласить на работу, скажем, в министерство.
Третье правило могло бы подойти, но я не имела тогда таких планов. Это замужество за женихом-москвичом.