И вновь через год — еще один братик, Сергей. Капризный, не дающий вздохнуть всему дому. Но что поделать. «Главная хозяйка» в семье, Надя берет его каждый вечер на руки, Артемку держит левой рукой, а правой пишет, пишет нескончаемые домашние задания.
А потом — спать? Нет, делать абажуры: мама с Димой делали для них каркасы, а Надя набивала на кальки рисунок. Получалось интересно и красиво, шли они по 8-10 рублей за штуку — там же, в Славянске, по выходным. От дома туда — 15 километров, в автобус иногда не влезешь, так что большую часть ходили туда и обратно пешком.
Шестой класс — всегда не самый простой для школьника. Но для Нади — особенно: мало того, что вторая смена, так еще и отчим продолжал каждый день напиваться и буянить. Если еще у калитки раздавалось: «А, так я — дурак, я — дурак?!», то можно было не сомневаться — дальше почешет матом вглубь и вширь, может и ударить — глупо и страшно. Анна Семеновна и Надя работали, а он орал до глубокой ночи, засыпая только к утру. Находиться с ним под одной крышей для девочки было пыткой.
Да что там ночью: мог оглушить матерщиной и за обеденным столом. В такие моменты Надя вскакивала из-за стола и бежала со двора в укромное место глубокого оврага, который находился недалеко от их дома. Там можно было в одиночестве поплакать — от жгучей боли и обиды за маму, за себя, за всю их поломанную жизнь.
Как-то раз Надя сидела в своем укрытии и вспомнила, как тетя Тоня рассказывала ей о немцах в Краматорске. При фашистах тетю Тоню дважды могли расстрелять.
— Они, Надюша, к обрыву тогда согнали всех евреев, коммунистов и советских работников. А я же директор школы, ну и за еврейку тоже можно принять. И вот поставили нас в шеренгу, считают по порядку до пяти, потом каждого пятого заставили сделать шаг вперед, к самой кромке оврага. Остальным приказывали разбегаться, а этих расстреливали, так они и падали в яр.
В первый раз тете Тоне повезло — она оказалась четвертой. Но при следующей облаве уже не посчастливилось: там расстреливали уже каждого третьего.
— Меня поставили к обрыву, и я чувствую — ну все, конец. Сейчас убьют. И, знаешь, как сердечный приступ со мной случился прямо за секунду до выстрела. Я свалилась в яму. Прихожу в себя — на мне тело лежит, меня кровью всю облило. Лежала так до глубокой ночи, потом еле выбралась из оврага. Хорошо, никто этот овраг не охранял.
И что ночи темные на Украине — тоже хорошо. И что уберегли — не Бог, так ангел-хранитель. Но — так или иначе — уберегли. Домой тетя Тоня вернулась полностью седой — тридцатипятилетняя и заново родившаяся. Дети не сразу ее узнали...
Все это вспоминала в овраге Надя, и чем дальше задумывалась, тем больше высыхали слезы на ее лице. Ну уж нет, не такое у нее горе, чтобы сокрушаться. Надо брать себя в руки — многим приходится еще труднее. Нужно быть сильной!
