Страшный год
1941 год. Октябрь месяц. В Москве паника, все бегут в Казань, на Урал. Вышел негласный указ забирать всех детей и отправлять в эвакуацию. Спасать от немца. Шепоток прошёл по Крылатскому… Родители в шоке! А у нас ещё жили два племянника, маминой сестры дети. Зоя – десяти лет, и Шурик – пяти лет. Мне – двенадцать, братику – два годика.
С утра родители уже знали, что придут отбирать детей. Нас мама накормила утром, строго-настрого наказала, чтобы не плакали, не шевелились, и всех нас запихнула за старинный большой диван, а с краю сложила обувь, чемоданы. Диван накрыла до полу чехлом.
– Не пищать! Если кушать захотите, вот вам хлеб и вода. А если писать захотите – в штаны! А то чужие дядьки заберут и увезут – никогда маму не увидите. Тихо лежать! Если будут палками шуровать, молчите.
Мы с перепугу, как мыши, там лежали.
Где-то к десяти часам пришли четверо мужчин.
– Где дети?
– Вчера была сестра, увезла всех в Москву к себе. Их с её заводом эвакуируют, – отвечает мама.
Не поверили! Облазили чердак, подпол, сараи, огороды, сад. Даже сено всё разбросали. А под диван не заглянули. Ушли. Мы ещё с час лежали, а потом мама вытащила нас, накормила и в чулан закрыла.
Всех детей, кого не спрятали или нашли, забрали. И погнали, как скотину, к Москве-реке! Сзади и по сторонам – полукругом шёл конвой. Матери орали (так мне мама рассказывала). Детей собрали с Крылатского и Татарово очень много. Посадили на двухэтажный пароходик и до свидания! Поплыли…
А немец летал днём и ночью, и было прямое попадание в тот пароход с детьми. Этот вой я уже помню...
Остались в живых лишь те, кого спрятали. Так-то я родилась под счастливой звездой! А потом – суматоха! Немец к Москве подходил, не до нас. Уже тут мы выползли из чуланов, свободно ходили. И этот вопрос не возникал.
Когда в 41-м в Москве была паника, люди бежали, а в колхозах забыли про поля, и весь урожай ушёл целиком под снег. Зима выдалась очень голодная! Нам, сельским, выдавали паёк: 100 гр. хлеба и 1 кг крупы на месяц. Всё! К весне люди очень отощали. А когда сошёл снег, все кинулись на поля. За мёрзлой картошкой, капустой. И я тоже с девчонками и мамой ходила. Грязи по колено. Обувка плохая, лопатой выкапываешь сморщенную, замёрзшую картошку и – в мешок! А кочаны капусты ногами сшибали. Приносили домой, промывали, истирали картошку в крахмал и пекли аляпушки. И ели за милую душу!
Помню, приходит к нам соседка многодетная, говорит маме:
– Пань, отпусти с нами Нину. В Хорошево разбомбили хранилище, там овощей много хороших. Мы с мужем и детьми пойдём. Отпустишь Нину?
А до Хорошева – ого-го! – не меньше 15-20 километров.
– Нет, не отпущу, – говорит мама.
– Пойду с ними!!! – разревелась я.
Отпустила.
Шли мы всю ночь. Через Москву-реку, понтонный мост, Мневники, Шлюз, какие-то ещё деревни, потом Хорошево. Пришли. Вокруг стоит охрана, всё оцеплено, не подпускают, вокруг колючая проволока, говорят – заминировано. Люди стоят толпой. Не подпускают! Тогда соседка – хитрая! – обошла вокруг колючую проволоку, вернулась и говорит нам: «Там есть лазейки, маленькие ребятишки пролезают. Вот вам совочки и мешочки, копайте крахмал в сумочку. А потом приносите мне сюда».
Показала нам, где лазейки. Ну, мы и полезли. Я, Саня, Мишка и Аня. В этом хранилище всё разбомблено. Стекло, бетон, железо и груды крахмала и овощей! Мы, дети, от радости гребли всё подряд. Наберём сумку и – к тёте Лене! И опять лезем в провал. Так мы лазали несколько раз, пока тётя Лена не сказала: «Ну, хватит, ребята, а то не донесём».
Разложила она нам всем в рюкзачки (это мешок такой с лямками) за спину. И пошли мы гуськом. Тяжело. Сырой картофель. Не помню, сколько мы шли домой, но я принесла 7-9 кг еды! И сразу спать завалилась. А мама начала промывать крахмал. А когда я проснулась, говорит:
– Дочка, что же ты принесла! Там сплошное стекло и пальчики от рук! Всё в огороде закопала. Зря ручки-ноженьки натрудила. В еду не годится.
А соседка потом маму попеняла: «Лучше бы нам отдала! Промыли бы и съели. Ребятня голодная, а их семь ртов!»
А потом все выжили! Да красавцы какие выросли! У них, помню, младший был такой рахитичный, плохо говорил. Любил к нам забегать, мама его подкармливала. Раз прибежал и говорит: «А блат Васька у Жуковых кота утащил! Папка его ободлал, а мамка суп свалила. Вкусный, как с куятиной!»
Чётко помню. Ещё соседи приходили к ним ругаться за кота.
И ещё один незабываемый случай.
С детства дружила с подружкой Галей, и наши мамы дружили домами. Мы с ней не разлей вода были. Всегда вместе.
Это случилось где-то в начале апреля 1942 года. Я взяла дома мешок и пошла позвать подружку сходить за чурочками, дощечками, которых много осталось после воинской части. Прихожу, стучу – её нет. Я села на крылечко и играю с её чёрной собачкой Лапкой. Вдруг приходит их соседка слева и ко мне:
– Ты чего тут без хозяевов делаешь? Воровать пришла?! Мешок притащила!
– Я Галю жду, мы за дровами пойдём.
– Я тебе такие дрова покажу! – схватила меня за шиворот и потащила в сельсовет к участковому.
Я ору, брыкаюсь, а она мне коленом под зад. Притащила меня в сельсовет.
– Вот! Эта воровка хотела обокрасть хозяев, вон и мешок притащила!
Участковый зверь был. Нацист! Не выслушал меня, хлоп-хлоп мне кулаком по лицу.
– Говори, чего воровала?
Я не успела рот открыть, он меня головой об угол стола.
– Говори, сука, чего воровала?!
У меня из носа, зубов кровь льётся, а он кричит:
– В колонию отправлю! Судить буду!
Да как даст мне пинка, я с лестницы покатилась. Домой пришла, мама в шоке. Прибежала Галка, ничего не поймёт. Побежала она к этой соседке, а те за столом сидят, и на столе у них – бутылочка с рыбьим жиром. Галина! И пшённая каша! Эту крупу галиной матери дали по талону на работе, она врачом работала. И ещё на столе стояла ихняя старинная маслёнка. Галька схватила свой рыбий жир (на нём картошку жарили, кашу заправляли) и ещё чего-то своё, не помню, и – в сельсовет к тому участковому.
– Тётка Лизка украла, а на Нину свалила!
Чем дело кончилось, уж не помню. Я уехала в 13 лет к тётке в Москву, на заводе работать. Там и жила всю войну.
Эта несправедливость, ложь меня мучили многие годы. То ли от голода она утащила, то ли из зависти… Мерзкая баба была. Пусть ей будет камнем земля! А того участкового вскоре прирезала шпана. Слышала, убили его ночью.
И приятные воспоминания.
В сорок первом, сорок втором, сорок третьем годах всё равно отмечали Новый год! Девчонки гадали, какой жених попадётся. Собирались у нас. Шли на реку и голыми руками вытаскивали камешки из воды. Какой попадётся. Если в крапинку, то жених рябой будет. Если жёлтенький – рыжий будет. Если беленький – красивый!
Руки замёрзнут, подолы мокрые. Бежим, хохочем. И начинали бросать валенки через крышу: куда упадёт – в ту сторону замуж выйдешь. А пацаны спрячутся за домом и все валенки у нас утащат. Так и прыгаем к крыльцу босиком! А потом принесут. Кто принёс, тот твой и жених! Много было интересных новогодних игр. Даже в войну дети всегда оставались детьми. Сейчас эти игры уже забыты. Лапта, штандр, «У кого?», «Бояре, а мы к вам пришли!» и многое другое. Сейчас у детей любимая игра – компьютер.
Трудное время прожили мои сверстники. Война научила нас выживать, быть трудягами, честными, добрыми. И мне бы хотелось, чтобы наши подростки жили без войны. Росли добрыми, честными, порядочными.
Люди, делайте добро! Жизнь так коротка…
