На первом курсе состоялось знаменательное событие для нашей семьи – мама нашла своего двоюродного брата. Их раскулачили, как и мамину семью, самое страшное - в раскулачивании участвовал брат дяди Васи, Яков. Десятилетним ребёнком пережил Голодомор. Вот что он рассказывал о том времени: «Брат Яков женился еще до коллективизации. Захотел часть хозяйства, большую, чем ему полагалось. Отец ему отказал. Яков жил в другом конце села, а зимой 1932-го появился в родительском дворе. - Говорит, завтра вас будут раскулачивать. Из середняков вас записали в кулаки. Если есть какие-то ценные вещи, продукты - ночью перенесите ко мне. Когда бригада пройдет и раскулачит, я все верну. Наутро ко двору подъехала бригада комитета бедноты. Был среди них и Яков. На три подводы погрузили хлеб. - Уже хотели отъезжать, - вспоминает Василий Лукьянович. - А Яков говорит: подождите. Еще на огороде под снегом есть яма со свеклой. Показал, и каганцы - так еще звали комитетчиков - забрали безтарку свеклы. Последнее, что у нас было. Через неделю в райисполкоме, отца вычеркнули из списка кулаков, признав раскулачивание незаконным. Но ничего из забранного государство не вернуло. Еще хуже поступил Яков. - Отец пошел к нему за хлебом, - продолжает рассказ. - А он говорит: я у вас ничего не брал. А если обо мне врать станете, сделаю так, что вас еще раз раскулачат. Но уже выселят в Сибирь. После Голодомора Яков исчез из села. Во время оккупации, 1943-го, когда все братья были на фронте, появился. Говорили, что, приходил на похороны отца. Потом опять исчез. Позже узнали, что живет в Карелии. - А выжила наша семья потому, что отец из колхоза пошел в совхоз, - Радстрой назывался. Там ему, как рабочему, давали 200 граммов пайка. С собой взял двух сыновей и двух дочерей. Он больше полгода на одном месте работал. Вспоминал, как вымершие семьи лежали во дворах, домах: - Один только был, Федор Жовтяк, немного полоумный. Идет и улыбается: Я сегодня барашка съел. А какого? А того, что гав-гав! В начале 1942-го, уже во время войны, Василий Мунтян попал на Акмонайские позиции под Керчью. - Летит юнкерс низко, - вспоминает. - Видишь, как открываются люки, оттуда вываливаются бомбы и с таким воем вниз.. - делает жест левой рукой. Правая все время остается в кармане. - Поневоле сжимаешься в пружину. Или сбрасывали бочки из-под бензина или керосина. Когда она летит, свистит хуже бомбы. На Акмонайских позициях получил ранение. - Три пальца мне оторвало. Закрыли их полотенцем вафельным и все. Целую ночь лежал возле медпункта, а потом километров 20 шел весь день к медсанбату. Хирург говорит: Ну, э тому парню уже не много осталось. Давайте на стол. На столе почувствовал, будто тупое дерево загоняют под ногти. И все. Мужчине ампутировали кисть правой руки. - Ночь переспал, а утром говорят, давай, освобождай место другим. Дуй на Керчь в госпиталь. А к Керчи еще 60 км, - уточняет. - Забрался на станции в вагон, сидел между раненными конями из кавалерийского корпуса. Так и доехал». Так во время войны и потерялись следы, мама с бабушкой Гашей и сестричкой Людочкой были в оккупации… Искали, но безуспешно. Оказалось дядя Вася, Василий Лукьянович, преподавал в Киевском Университете. Он стал основателем украинской образовательной и научной школы правовой охраны природы, земельного, аграрного, природоресурсового и экологического права на современные правовые проблемы природопользования, охраны природы, развития земельного, аграрного, экологического законодательства и права. Потом защитился, стал доктором юридических наук, профессором, но в быту - простой, с ним всегда было интересно. Именно у дяди я получала книги Солженицына, Пастернака «Доктор Живаго», книги Кони и Плевако Дядя Вася и мама организовали встречу родных сестёр – моей бабушки Гаши и мамы дяди Васи. Стали общаться. Не так часто, как хотелось бы, но всегда встречи были с распахнутым сердцем и душой. В преклонные годы был очень похож на мою маму.
Светлая ему память!
Свободное копирование
