Но чашу весов перетянула моя любимая учительница-француженка, Анна Борисовна.
Отличаясь независимостью мышления, и всегда не поддаваясь стадному чувству, я не пошла в английскую группу, хотя там занималась моя первая и последняя....
Изучать французский я подбила еще двух своих подруг, да два двоечника, прослышав о крутом нраве англичанки, присоединились к нам. Какие это были уроки! Мы кочевали по кабинетам, пока нас, пятерых не впихивали в какой-нибудь незанятый и начиналась сказка-путешествие по Франции, французским колониям; мы читали Шарля Перро, Сент-Экзюпери, пели Марсельезу : „Allons, enfants de la Patrie!...” , мальчишки маршировали, я размахивала на столе шарфом, стараясь принять позу героини картины Делакруа (слава Богу, одетая), а Борисовна с девочками, грозно насупив брови, старательно выводила слова. Иногда я приходила, как любимая ученица, прославившая учительницу победой в 1-ой областной олимпиаде (я сама была удивлена первому месту, так как в областном центре, Черкассах, были диковинные для меня лингофонные классы, магнитофоны, которые выдавались у нас только на школьные вечера, я просто приехала поучаствовать…, правда пройдя перед этим отбор в родном городе, - и даже жена брата Сеньки, тоже учительница французского, не смогла меня завалить, как ни старалась), - домой к Анне Борисовне Станиславской. Нас встречал безногий брат-инвалид. Одному Богу известно, как они жили, но жили достойно. Латанные-перелатанные кофточки сияли безукоризненной чистотой, в доме было так уютно и пахло свежестью и надеждой на лучшие дни, а не болезнями и безнадежностью. Начинались беседы за круглым столом, на французском языке. Если это было весной, со двора доносился запах сирени, если летом – запах варенья, который варили соседи, стараясь негромко мешать его ложкой, чтобы не пропустить не единого слова, потому что было загадочно, непонятно и красиво…
Свободное копирование
