"Биржевочка" - 1

10. "Биржевочка"

Когда осенью 1914 года началась империалистическая война, редакции еженедельников, где я главным образом печатался, стали требовать военных стихов и рассказов. Ловкие халтурщики моментально перестроились и стали описывать немецкие зверства, героев-прапорщиков, которые с обнаженной шашкой в руке, под развернутым знаменем вели роты в атаку на тевтонские рати. Воспевали короля Альберта и подвиги казаков, забиравших в одиночку в плен целые немецкие полки. Мой приятель, писатель Яков Окунев[1], попал в военный госпиталь на испытание на предмет годности к военной службе, побеседовал там с первыми ранеными, благополучно вышел из госпиталя с белым билетом, освобождавшим от военной службы и, набравшись впечатлений, начал "шпарить" в газете "Биржевые ведомости" очерки с подзаголовком "Из впечатлений участника". Если бы читатели вздумали по этим очеркам представить себе личность самого очеркиста, в их воображении встал бы свирепый, широкоплечий великан, нанизывавший на штык сразу по паре немцев. На самом же деле автор очерков был кроткий, щуплый человечек, панически трусивший даже своей энергичной супруги.

Гнуснейшая халтура, гнуснейшее немцеедство культивировалось всеми еженедельниками и газетами. От солдат и офицеров с фронта получались ругательные письма, фронтовики с негодованием требовали прекратить печатание лживых очерков и рассказов, но редакторы не обращали на эти письма ни малейшего внимания. Рассказы и очерки писались не для тех, кто был на фронте, они должны были поддерживать воинственный дух в тылу.

Даже такой честный писатель как Виктор Муйжель[2] не удержался. В своих воспоминаниях о нем Скиталец[3] утверждает, что Муйжель не писал военных рассказов. Но в "Литературных приложениях" к "Ниве" была напечатана целая военная повесть Муйжеля — "С железом в руке, с крестом в сердце".

Каюсь, — и я напечатал в "Мире приключений" рассказ из франко-прусской войны "Вольные стрелки" и в "Пробуждении" рассказ из русско-японской войны "Иван Иванович", но этим почти и ограничился. Писать, не владея материалом, как следует, мне претило. При таких условиях рассчитывать на литературный заработок не приходилось, и я решил поискать какой-нибудь другой работы. В редакции газеты "Биржевые ведомости" или "Биржевочки", как назвали ее газетчики, работали фельетонистами мои приятели Евгений Венский и Д'Актиль[4]. Д'Актиль — культурный, образованный юноша перед войной вернулся из Америки, где основательно изучил английский язык. Он не пил, много читал и бойко владел стихом. Евгений Венский был типичным богемцем, проводившим вечера в кабаках. Сын симбирской просвирни, он учился в духовном училище и духовной семинарии, был бурсаком, но оттуда был изгнан за какую-то проделку. В Питере он ухитрился за свой счет издать "Мое копыто" — "Книгу великого пасквиля", как ее назвал в подзаголовке сам автор. От этой книги веяло юным задором и слегка литературным хулиганством. К книге был приложен портрет автора с закрытым скунсовым воротником шубы лицом. Автор в талантливых, надо отдать ему справедливость, пародиях и фельетонах высмеивал как произведения писателей, так и их самих. Ниспровергал смело литературные авторитеты, и резвился вовсю. Но "книга великого пасквиля", несмотря на дешевую цену, — автор из веселого озорства назначил за нее 97 копеек, — расходилась плохо и не была замечена критикой. Во время империалистической войны Венский выпустил вторую книгу — "В тылу", где остроумно высмеивал земгусаров, "кузин милосердия" и "военных писателей" и спекулянтов, но книга эта являлась "криком наболевшей души" шовинистически настроенного автора.