В те времена начал выходить под редакцией Сергея Маковского журнал "Аполлон". Вокруг него группировались петербургские символисты.
Я понес стихи в "Аполлон" и отдал их секретарю редакции Зноско-Боровскому. Особых надежд на то, что стихи мои будут напечатаны, я не питал: слишком уж утонченным и аристократическим казался мне этот журнал. Стихи я дал "на всякий случай".
Когда я через неделю явился за ответом, Зноско-Боровский объявил мне, что со мной желает познакомиться сам редактор. Минут через пять в обширную, хорошо обставленную приемную, вышли: высокий, франтовато одетый Маковский, худенький, щуплый, с прилизанными вокруг выпуклого, лысеющего лба волосами и с черной бородкой, одетый в сюртук Кузмин и бритый, высокий, худощавый, в сером костюме Гумилев. В то время имя Кузмина было весьма одиозно в читательских кругах из-за его романа "Крылья", но мне он показался простым, симпатичным, совсем не похожим на одержимого извращениями человеком. Гумилев мне не понравился. Он произвел впечатление самовлюбленного и надменного. В литературных кругах рассказывали, что во время путешествия по Африке, в глуши африканских лесов, Гумилев хладнокровно стрелял в негров, хотя те на него и не нападали. Стрелял просто, чтобы испытать ощущения охотника, убивающего дикого, невиданного зверя. Этот певец "открывателей новых земель" не считал негров за людей.
Я восхищался блестящей техникой его стихов, но как человек он был мне отвратителен.
Когда я поймал его холодный, надменный взгляд, подумал: "Да, этот может застрелить человека только потому, что у того другой цвет кожи".
А техника стиха у него была блестящая. Прошло четверть века, но до сих пор помню прочитанное мною в газете "Речь" его стихотворение:
Еще один ненужный день,
Великолепный — и ненужный...
Приди, ласкающая сень
И душу смутную одень
Своею ризою жемчужной.
От звезд слетает тишина,
Блестит луна — твое запястье,
И мне опять во сне дана
Обетованная страна —
Давно оплаканное счастье.
Маковский объявил мне, что стихотворение мое "Замок смерти" пойдет в ближайшем номере "Аполлона". А через неделю я получил извещение, что избран в члены "Общества ревнителей художественного слова" или "Академию поэтов", как еще именовали это общество, с просьбой явиться такого-то числа на заседание. Общество было основано при редакции журнала "Аполлон". Заседания этого общества происходили, кажется, раз в две недели. Поэты и прозаики читали свои произведения, которые здесь же обсуждались. Из Москвы приезжал Андрей Белый и прочитал лекцию об ямбе Пушкина. Маленький, с торчащим на голове потешным хохолком и какой-то зверюшечьей физиономией Алексей Ремизов мастерски прочитал свою новую повесть "Неуемный бубен", вызвавшую оживленный обмен мнений. Впрочем, больше отмечали достоинства повести, чем ее недостатки. Кто-то заявил лишь, что повесть растянута. Ему немедленно стали горячо возражать. У меня создалось впечатление, что резко критиковать в этом обществе считается неделикатным и даже некультурным.
Свободное копирование
