Возвратившись в сопровождении Паскевича ко дворцу, перед которым стояла в карауле рота Орловского егерского полка. Государь приказал солдатам приветствовать нового своего шефа -- князя Варшавского, которым этот полк был сформирован в 1810 году. Милость сия была для всех совершенною неожиданностью.
Утром на другой день Императрица отправилась в Теплиц, а Государь последовал за нею днем позже и в Бреславле остановился отужинать с королевскою фамилией.
На австрийской границе ожидал Государя князь Лихтенштейн, а в Нейшольце встретил его богемский обер-бургграф Хотек. Касательно лошадей австрийцы так беспечно распорядились, что хороших едва доставало под государеву коляску, а во все прочие экипажи запрягали крестьянских, с негодною упряжью и дрянными кучерами, что в этих гористых местах грозило ежеминутною опасностью. К ночи мы прибыли в какой-то маленький городок, где в довольно плохой гостинице решился переночевать Государь, а Лихтенштейн, Хотек и я должны были удовольствоваться какою-то харчевнею, где едва нашли чего поесть. Свита государева нагнала нас уже на следующее утро.
За две станции до Теплица ожидал придворный экипаж, и Хотек умолял меня убедить Государя остановиться тут на некоторое время, чтобы он, Хотек, мог предварить своего Императора, желавшего выехать навстречу нашему. Его Величество слышать о том не хотел и, переодевшись в полковничий мундир венгерских гусар, поспешил отправиться с князем Лихтенштейном. Я с Хотеком в другой коляске выехал несколько ранее, и хотя последнему ведено было ехать вперед, однако Государь скоро обогнал наших крестьянских лошадок, и мы потеряли его из вида. Хотек совершенно растерялся, кричал, бранился, сулил огромные тринкгельды (чаевые (от нем. Trinkgeld)), а я, смеясь внутренне над забавным отчаянием моего спутника, старался утешить его тем, что Император австрийский, верно, простит ему замедление, происшедшее единственно по вине нашего Государя. "Если бы Император и простил меня, -- отвечал он, -- то мне все-таки страшно достанется от князя Меттерниха!"
Мы добрались до Теплица уже полчаса после того, как оба монарха встретились там на улице. Помещение нашей Императорской чете было отведено в доме князя Клари вместе с австрийскою; но последняя занимала бельэтаж, а первую поместили в верхнем этаже, точно будто бы гостями тут были австрийцы.
Постепенно прибыли в Теплиц и все калишские наши гости, бывшие уже прежде в Лигнице и в Доманзе, в том числе и Прусский король. Однажды, сидя в этом обществе за обедом у австрийского Императора, я шепнул гросс-герцогине Мекленбургской, что мы -- точно труппа странствующих актеров, переряжающихся по мере прибытия в каждый город.
Впрочем, общество наше в Теплице увеличилось еще несколькими новоприезжими: эрцгерцогом Карлом, князем Меттернихом, нашим послом при Венском дворе Татищевым, графом Коловратом и несколькими немецкими принцами с их свитами. Город был набит битком. Венцы с некоторым неудовольствием и даже страхом ожидали этой встречи обоих Императоров, опасаясь за сравнение.
Контраст был в самом деле поразителен. Рядом с одним из красивейших мужчин в мире, исполненным силы нравственной и физической, являлось какое-то слабенькое существо, тщедушное и телом и духом, какой-то призрак монарха, стоявший по осанке и речи ниже самых рядовых людей. Нужна была вся вежливость и ласковая приветливость Императора Николая, чтобы утаить от зорких глаз австрийцев, сколь он изумлен этою фигурою; но его обращение с Фердинандом, всегда предупредительное, дружеское и даже почтительное, вскоре привлекло к нему сердца всей австрийской свиты и в особенности молодой Императрицы, которая оценила с благодарностью трудное положение нашего Государя. Можно смело сказать, что его австрийский сотоварищ был высшей ничтожностью и как бы совсем не существовал. Он едва даже мог удерживать в памяти наши фамилии и на все, что мы ни старались говорить ему с видом, будто бы не примечаем совершенной его ограниченности, отвечал лишь полусловами, совсем не клеившимися с предметом разговора.
Но тем благороднее и величественнее было зрелище, даваемое свету австрийскою нацией и управлявшими ею министрами. Все благоговело перед троном, почти пустым; все соединялось вокруг власти, представлявшей один призрак монарха. Все управления и начальства следовали по пути, указанному покойным Францем, которого боготворимая память парила, как благотворная тень над их решениями и действиями. Князь Меттерних продолжал всем руководить, разделяя заботы правления с графом Коловратом, более занимавшимся финансовою частью, и с графом Кламмом, заведовавшим военными делами. Этот триумвират сосредоточивал в своих руках истинную императорскую власть; все про него знали, и все, однако же, скрывали это от самих себя, делая вид, что повинуются только воле Императора.
Тем же самым высоким духом почтения и преданности к его особе дышали все сословия, начиная от членов царственного дома и до последнего крестьянина: слыша их слова и видя усердие, можно бы подумать, что ими управляет человек, вполне достойный стоять во главе их прекрасной страны. Но сколько это ни представлялось почтенным и достойным удивления, такой порядок вещей ничем не упрочивался в настоящем, и гроза висела над его будущим.
Меттерних, эрцгерцоги Иоганн и Карл и молодая Императрица обратились к благородному и твердому характеру нашего Государя, ища в нем покровительственной опоры, и предались ему с безграничною и самою чистосердечною доверенностью. Император Николай свято помнил данное им Францу обещание быть попечителем его сына и оплотом его империи. Он с обычною ревностною своею деятельностью выслушивал все поверяемое ему австрийскими министрами и от искреннего сердца помогал им своими советами. Для него уже не существовало тайн в австрийской администрации, и все радовались этому благодатному и могущественному покровительству.
В Теплице собирались к обеду почти всегда у Австрийского императора, который, принимая у себя, скорее походил на мебель, чем на хозяина. Вечером иногда бывали в театре, а потом день оканчивался всегда в салоне вод танцами или концертами в присутствии всех монархов и принцев, императриц и принцесс, кроме только Фердинанда, редко тут появлявшегося. Однажды вечером, когда и он там показался, я побежал доложить о том Государю, разговаривавшему с кем-то поодаль. Его Величество тотчас поспешил навстречу Фердинанду и приветствовал его глубоким поклоном; но бедный юродивый, незнакомый даже с обыкновенными светскими приличиями или чуждавшийся их из неодолимой робости, отвечал Государю одним едва заметным наклонением головы и в ту же минуту отвернулся от него. Сама Императрица наша, сколько ни старалась приучить его к себе, никак не могла в том успеть.
Под Теплицем собраны были гусарский полк имени Императора Николая, один уланский полк, несколько батальонов пехоты и немного артиллерии. После римско-католической обедни, отправленной в палатке, среди очаровательной долины близ города этим войскам сделан был смотр. Фердинанда посадили на лошадь со всеми предосторожностями, употребляемыми для какой-нибудь трусливой дамы. Он поехал вперед шагом, не обращая ни малейшего внимания на русского Императора. Потом войска прошли церемониальным маршем перед ним и перед обеими Императрицами, сидевшими вместе в коляске. Наш Государь ехал впереди своего полка и, отсалютовав, как простой полковник, подскакал к Австрийской императрице с почетным рапортом.
Свободное копирование
