Тем же летом мне доложили об одном молодом поляке, желающем сообщить мне наедине какую-то тайну. Я принял его в моем кабинете, и он сознался без всякой утайки, что приехал в Петербург с намерением отомстить за порабощенное свое отечество и освободить мир от тирана Николая. Лучшим доказательством того, что у него достало бы духу для исполнения такого замысла, может служить его настоящее сознание; слыша за границей о постыдном будто бы рабстве Польши и поверив всему сообщенному ему и прочитанному им там, он считал Россию несчастной, а государя ненавидимым. По приезде в Петербург, сойдясь с некоторыми своими соотечественниками, он с удивлением увидел их на свободе, некоторых на службе и в орденах и всех отдающих справедливость высоким качествам государя; что такое же удивление возбуждено было в нем благосостоянием, спокойствием и довольством жителей этой великолепной и обширной столицы, наконец, что посреди встреченных везде знаков любви и преданности к императору Николаю ненависть его превратилась в благоговение, когда он увидел государя, и теперь он пришел предать себя тому наказанию, какое заслуживает замышленное им преступление. Я отвечал, что его раскаяние и признание достаточно очищают преднамеренную им вину, что он остается на свободе и что о всем слышанном я доложу государю. Спустя несколько дней он был вытребован в Петергоф, и я вместе с ним вошел в кабинет его величества. Государь принял его с той простотой и с тем искренним прямодушием, которые всегда так поражали имевших счастье впервые видеть нашего монарха. Он расспросил молодого человека о его жизни и причинах его решимости. Поляк с ненарушимым спокойствием повторил все уже сказанное мне. На вопрос государя о будущих его планах он отвечал, что желает посвятить всю свою жизнь службе царской. "Где?" -- "В Царстве Польском"; и государь велел мне написать фельдмаршалу Паскевичу, чтобы он определил молодого человека на службу и употребил бы его по его желанию и способностям. Последний, вышед из государева кабинета в неописанном волнении, пожимая мне руку, сказал: "Я сумею заслужить такие милости и такое великодушие беспредельной моей преданностью".