Слухи о польских злоумышленниках оправдались последствиями: в июне 1833 года явилось из-за границы несколько эмиссаров; одни из них прокрались в Царство Польское, и отсюда часть их успела проникнуть даже в Виленскую губернию; другие же, рассчитывая на сочувствие своих соотечественников, сбросили личину и вторглись вооруженной рукой в наши пределы со стороны Галиции, бросились на казачьи пикеты, оберегавшие пограничную линию, бесчеловечно умертвили нескольких солдат, захваченных ими врасплох в ближайших избах, и подняли знамя национального восстания. Собранный наскоро небольшой отряд пехоты и казаков устремился против этой шайки, упоенной ложными надеждами и шампанским. После нескольких ружейных выстрелов с обеих сторон эти полоумные патриоты обратились в бегство с той же поспешностью, с какой ворвались к нам. Некоторые из них были убиты, другие взяты в плен, а остальные спаслись лишь благодаря быстроте своих лошадей и близости границы. Точно так же и другие эмиссары, вкравшиеся к нам для воззвания к мятежу, разбежались во все стороны, и некоторые из них тоже были пойманы или выданы своими единоземцами. Так окончилась нелепая и гнусная попытка, послужившая только новым доказательством безрассудства этой нации. Несчастные ввели в беду многих своих родственников, равно как и мирных жителей, не донесших по слабости или по излишней доверенности об их убежищах. Суд над попавшими к нам в руки был короток: тех, которые обагрили себя кровью наших солдат, умертвили, других сослали или заключили в тюрьмы. Старались обвинять как можно меньше людей, и вскоре об этих безумцах вспоминали, лишь проклиная их за усилившиеся, по поводу их покушения, меры строгости и надзора со стороны правительства. Один из этих несчастных, по имени Шиманский, пойманный в Литве и осужденный к виселице, вымолил себе жизнь искренним раскаянием и показаниями, казавшимися чистосердечными. Его привезли в Петербург, где я говорил с ним несколько раз. Он излил передо мной, казалось, всю душу, назвал всех соучастников, передал мне все замыслы парижских революционных комитетов, средства, употребляемые ими для обольщения легкомысленных умов, требуемую ими присягу и даваемые ими их адептам инструкции, наконец показания свои заключил просьбой дозволить ему служить нашему государю, обещая при этом служить с тем же усердием и рвением, с какими служил делу, признаваемому теперь им самим за бесчестное и преступное. Я ему поверил, и он получил полную свободу, а его мать, бывшая в отчаянии от поведения сына и находившаяся притом в большой бедности, была успокоена назначением ей денежного пособия. Шиманский, растроганный таким великодушием, уехал в Германию и доставил мне из Берлина, а после из Франкфурта, весьма полезные указания о демагогических замыслах против России. По прибытии же в Париж, он вдруг написал мне гнуснейшее письмо, наполненное самых грязных ругательств против императора Николая и угроз против жизни того, кто избавил его от смерти.
Свободное копирование
