Я знал лично Батюшкова. Сколько грустных воспоминаний, когда обратишься к молодости! Сколько имен драгоценных, сколько талантов, сколько различных исходов судьбы, сколько потерь невознаградимых или невознагражденных доселе? Батюшков, когда я в первый раз писал эти Мелочи, был еще жив; но можно ли было назвать жизнию то состояние рассудка, в котором находился этот человек, бывший ума необыкновенного! Имя его уже повторялось редко. А в какой был он славе! Довольно сказать, что между литераторами он разделял эту славу с Жуковским, хотя в читающей публике и не имел столь всеобщей известности.
Все эти люди, о которых пишу теперь, кроме своих дарований отличались изяществом, носили на себе печать благородства и в мыслях, и в поступках, и в обращении; это были люди избранные: такими почитали их и литераторы, и общество, отдавая им полную справедливость. Ни один журнал не смел бы осмеять их и представить в карикатуре их сочинения, хотя можно все осмеять, можно из всего сделать карикатуру. Пушкин, который стоял всегда наравне с ними, а по мнению некоторых, был и выше, не избегнул, однако, придирок, превратных толкований и даже насмешек. Время было уже другое; уважение к высшим дарованиям в его время стало уже слабее; талант не защищал уже человека и оскорблял завистливую посредственность. Но Жуковский и Батюшков созревали и цвели под солнцем. Против Жуковского была только одна выходка добродушного Мерзлякова, о которой я упомянул прежде. Да была еще в Вестнике Европы статья анонима, написанная Полевым, на которую он после сам же ссылался в своем Телеграфе, как на доказательство, что Вестник Европы всегда восставал против талантов!
Опишу наружность Батюшкова. Он росту ниже среднего, почти малого. Когда я знал его, волосы были у него светло-русые, почти белокурые. Он был необыкновенно скромен, молчалив и расчетлив в речах; в нем было что-то робкое, хотя известно, что он не был таков в огне сражения. Говоря немного, он всегда говорил умно и точно. По его скромной наружности никак нельзя было подозревать в нем сладострастного поэта: он был олицетворенная скромность. По рассказам о Богдановиче он напоминал мне его своим осторожным обращением, осторожным разговором и наблюдением приличий. Странно, что и Богданович в своей Душеньке тоже не отличался тою скромностию, которую показывал в своей наружности. Впрочем, все, знавшие Батюшкова короче, нежели я, утверждают, что эти сладострастные и роскошные картины, которые мы видим в его сочинениях, были только в воображении поэта, а не в жизни.
Батюшков был ума тонкого и образованного как основательным учением, так и обширным чтением. Он, как известно, воспитывался под руководством родственника своего, Михаила Никитича Муравьева: достаточная порука за просвещение! Зная языки латинский, итальянский, французский и немецкий, он воспользовался литературою всех этих языков, особенно же итальянскою, которую любил преимущественно и которая отразилась и в направлении, и в сладкозвучном языке, собственных его сочинений.
Из всех итальянских поэтов он предпочитал Ариоста и Тасса: последнего любил преимущественно как поэта и как человека. Может быть, поэтому любимым его стихотворением, из собственных его произведений, была элегия на смерть Тасса, отличающаяся сладостию языка и тем унынием, которое редко встречается в других его стихотворениях. Странно, что это предпочтение как будто указывает на сходство судьбы двух поэтов и как будто было ее предчувствием! Тасс, ослабший в умственных способностях и умирающий в монастыре Св. Онуфрия; и Батюшков, в таком же состоянии оканчивающий дни свои в отдалении от света, в Вологде, в забвении от людей: ка-кое сближение!
С. П. Шевырев видел там Батюшкова; г. Берг срисовал сзади его фигуру, потому что не мог рисовать его спереди: он догадался бы и ушел. Это изображение помещено в книге г. Шевырева: "Поездка в Белозерский монастырь". — Напоминаю об этом для того, что все-таки лучше напомнить, хотя я уверен, что эта книга всем известна.
Портрет Батюшкова, приложенный к одному тому "Образцовых стихотворений", изданных в Петербурге, не совсем похож: лицо слишком полно, фигура мешковата, и вообще этот портрет не выражает живости физиономии Батюшкова и его субтильной наружности.
Свободное копирование
