Новосибирская государственная консерватория - 3

 Глава 20

 Четырехэтажное общежитие было пристройкой к трехэтажному зданию консерватории и было переполнено. Вместо четырех в комнатах часто размещались по пять человек. Я попала в комнату со студентами фортепьянного факультета. Моя раскладушка стояла у пианино, так что головой я ощущала все вибрации инструмента.

 Пианистка-первокурсница из Одессы много занималась в комнате. Она часто садилась за фортепиано в 21-22 часа. Играла она хорошо и, в основном, прелюдии и этюды С.В.Рахманинова. Звучание их я воспринимала эмоционально. Душа напрягалась, голова воспалялась от непрерывного потока гармонических звуков могучего интеллекта, мелодических и ладо - гармонических изломов, со взлетами и падениями, и вновь воспарениями то сумрачно-сосредоточенного, то свободно возвышающегося окрыленного духа. Потом в комнате освободилась кровать, и голове моей стало легче.

 Компания в комнате подобралась современная: нередко вечерами устраивались фортепьянные посиделки, продолжавшиеся до часу, до двух ночи, с легкими возлияниями, сизой сигаретной мглой и всеобщим возбуждением. В такой обстановке трудно было сосредоточиться на сновидениях, тем более, что в пять утра нужно было вставать и бежать в консерваторию занимать класс, чтобы перед уроками успеть позаниматься.

 Войти в здание консерватории можно было непосредственно из общежития, поэтому заниматься в классах, практически, можно было неограниченно. Благо, «заветная» дверь в консерваторию всегда была открыта.

 Периодически условия эксплуатации инструментов менялись по мере возникновения какого-нибудь инцидента, связанного с пребыванием в консерватории в вечерние часы. Редко, но были вечера, когда я оставалась заниматься до часа, двух ночи. Склонясь на пюпитр рояля, я порой незаметно для себя засыпала в таком положении на пятнадцать-двадцать минут...

 Училась я на стипендию, которая составляла двадцать пять рублей. Мне нашли профтехучилище, где требовался руководитель хора, и я стала совмещать. Мне помогали Николай, который, несмотря на сложности в семье, время от времени высылал мне часть своей премии; Мария иногда присылала небольшие посылки. Женя помогал тяжело заболевшей маме.

 Врач-онколог сказал Жене, что операцию ей делать поздно, и ей осталось жить полтора-два года. Из денег, которые оставил маме Женя и средств, которые привозил ей в Алма-атинский госпиталь отец, она выкраивала двадцать-тридцать рублей и посылала мне в консерваторию. Мне и сейчас горько при воспоминании о таком её самопожертвовании. У неё всегда была установка на выздоровление. Точно, доподлинно, она ни о чём не знала. Знали все мы. Так трудно было сознавать, что её через некоторое время не станет. Это не совмещалось со здравым рассудком, я не могла осознать эту грань между «быть» и «не быть», это доставляло невыразимые душевные страдания.

 Однажды ноябрьской ночью в консерватории прорвало водопроводную трубу. Хлынувшая потоком вода затопила подвал; в поврежденной электропроводке произошло замыкание, - и всё погрузилось во тьму.

 В четыре часа утра было поднято всё общежитие. Нас выстроили в длинную шеренгу и, черпая воду из подвала ведрами, мы передавали её по цепочке во двор.

 Утром, при свете дня, я с ужасом увидела, что мои единственные полусапожки от влаги расползлись по швам. У меня встала проблема с обувью. Я просуществовала несколько дней, не выходя на улицу. Как-то я вышла в туалетную комнату общежития и не сразу обратила внимание на открытый стандартный почтовый ящик у урны с мусором. В нем стояли сапожки. Я очень удивилась, когда увидела их. После раздумья я решила посмотреть на них. «Кто же это забыл посылку здесь, у урны с мусором?», - подумала я. Сапоги были целыми, и под ними оказалась ещё одна пара, с новыми набойками на каблучках и вполне пригодных для использования. Я, на всякий случай, поспрашивала на этаже о пропаже, но никто не откликнулся. Посомневавшись, я взяла обе пары. Моя проблема с обувью была решена до окончания консерватории.

 На втором курсе, два месяца спустя после начала занятий, возвратился на учебу после службы в армии Полушкин Коля. Для преодоления отставания по сольфеджио и гармонии ему в помощь определили меня, как одну из сильных студенток по этим дисциплинам.

 Однажды во время очередного занятия он стал приставать ко мне с объятиями. Я была слишком серьезной, чтобы понять эти «отклонения от нормы». Мне не понравилась эта бесцеремонность. Мне нравился другой парень. На два курса старше. Он хотя и проявлял некоторые знаки внимания, но я не знала, как ответить ему. Потом я увидела его с девушкой с нашего курса и перестала о нем думать. Позже я узнала, что его уже два раза выгоняли из консерватории, и учится он здесь уже восемь лет…

 Полушкин Коля по дирижированию учился у преподавателя Брагинского Ю.А.. Дирижировал он хорошо, был скромным и самостоятельным. Иногда, завидев меня, когда я шла навстречу, он нерешительно останавливался на мгновение, но я предусмотрительно избегала остановки с ним. Иногда переговаривались по делу, но и только…

 Зимние каникулы я провела у Марии в Тихвине. Состоялась экскурсионная для меня и командировочная для Маши поездка в Ленинград, который я увидела впервые. В один из дней мы решили посетить Академическую капеллу и попроситься на репетицию хора.

 В кабинете готовился к репетиции дирижер капеллы Чернушенко В.А., о встрече с которым я могла только мечтать. Я представилась и высказала свою просьбу. Владислав Александрович без лишних слов разрешил пройти в репетиционный зал. Для меня тогда всё, что происходило в капелле, было священнодействием.

 Несмотря на непогоду: сильный ветер, снег с дождем и гололед, я была переполнена впечатлениями от города, капеллы, спектакля в театре оперы и балета имени Кирова.

… Каникулы близились к концу, и в день моего отъезда из г. Тихвина Маша испекла мне в дорогу пироги с рыбой. Какими они были пышными, мягкими и вкусными...