В начале октября получилась из Саратова телеграмма, извещавшая о смертельной болезни бабушки, матери папы. Несмотря на отчаянные дороги из-за проливных дождей, папа на перекладных поскакал в Москву и в Нижний, чтобы с последним пароходом поспеть к похоронам в Саратов. Ожидали его приезда; пять дней стояло тело. Бабушка скончалась тихо, сердце остановилось и перестало биться. "Она слишком жила сердцем, слишком любила и страдала в жизни",-- писал папа, сильно огорченный кончиной боготворимой матери. Дед, ослепший после неудачной операции заграницей, остался один -- все 5 человек детей его были в отъезде.
Папа проездил октябрь и ноябрь, и только к Рождеству приехал в Хатню, где мы и остались зимовать. От этого времени сохранилось несколько писем А. Г Ширковой к маме, по-видимому, зимой ездившей к папе в Харьков, причем мы были оставлены на ее попечении. В одном из них А. Г. {Янв. 1866 г.} пишет, что Леля уже все понимает (ему было 1 1/2 года), что у него необыкновенно чувствительное и нежное сердце и что он будет человеком глубоких чувств и привязанностей. "Это маленькое существо, доверенное вам Богом,-- писала она в другом письме {То же. Переписка с Ширковыми. Ал. Гр., упоминая обо мне, отзывается как "petit caractère, qui n'aime pas à plier" (маленький характер, который не любит сгибаться).},-- требует нежной заботы и любви. Любите, особенно любите маленького Лелю -- у этого ребенка золотое сердце".
Александра Григорьевна заметила маленькое предпочтение мамы ко мне и сердечно, но настойчиво, поясняла маме, как чувствителен Леля к каждой ласке и вниманию. К счастью, я совсем не замечала этого предпочтения, о котором узнала только в письмах Александры Григорьевны, 30 лет спустя. Я знала тогда только то, что я -- любимица Сесиль Ширковой; любимцем старшей сестры Алисы был Леля, и она считалась его первой пассией и его будущей женой.
