авторів

1427
 

події

194062
Реєстрація Забули пароль?

Папа - 2

01.06.1942
Баку, Азербайджан, Азербайджан

После выздоровления, папу назначают начальником Летно-испытательного института, который находился в Баку. Мы, конечно, едем с ним.

Первый раз едем в купированном вагоне, и хотя в вагоне лампочки еле горят, окна зашторены. Изучив оба купе, в которых мы ехали: нажав на все кнопки и выключатели, полежав на всех полках, утолив частично наше любопытство, потушив в купе свет и просунув головы под шторы, мы с братом, прижавшись носами к стеклу, смотрим. Ночь. Светят звезды. Изредка перед самым носом что-то мелькает, носы наши совсем примерзли к стеклу, а мы упорно смотрим и смотрим, мечтая.

И вот мы в Баку.

 Живем в районе Арменикенд. С трудом верю, что может быть такое великолепие. У нас, детей, своя комната. Есть столовая, комната у родителей, кухня, туалет, ванная – и все отапливается. Не то, что в Тбилиси, – все в одной комнате и все же холодно. Папа ночует дома, правда, не каждый день с нами.

Мы, дети, обедаем часто дважды. Первый раз, когда наши желудки не хотят уступать нашим желаниям дождаться папу, и второй раз, когда приходит папа, а мы еще не спим. Обедаем с папой не потому, что нас первый раз плохо накормили. Нет! Помню, как-то раз мы пообедали и даже поужинали, не дождавшись папу. Мама уложила меня и брата, но мы почему-то долго не могли заснуть. Слышим голос папы. Мы, конечно, покидаем кровати и влетаем в столовую. Увидав нас, папа обращается к маме:

– Почему дети еще не спят?

– Тебя ждут, разве не видишь по глазам?

– Вы хоть оденьтесь, «мужчинки»…

И, не дослушав папу, мы, как по команде «подъем» в мгновенье ока одеты и сидим за столом и смотрим, как ест папа. Мы любили все, что было связано с папой.

 Когда папа положил первый кусок в рот, он улыбался, глядя на нас, второй, чуть нахмурился, а третий, не донеся до рта, положил обратно в тарелку и, обратился к маме:

– Дай детям то, что я ем.

– Да они только что поужинали, неужели ты думаешь…

– Верю, но я тебя прошу, дай детям еще.

– Эрночка, Ирушка помогите скорей накрыть на стол, ведь папа голодный и ждет, пока все вы не сядете за стол.

И дождавшись, когда все уселись, папа желает нам приятного аппетита, и все с аппетитом приступают к трапезе…

 

В день своего дня рождения я проснулся от поцелуя мамы, а когда мои руки обвили её шею, а губы прилипли к маминой щеке, я услышал: «Беги к папе, он еще лежит…»

Время исчезло от наплыва радости. Я перед папой. Он целует меня и протягивает большую коробку шоколадного ассорти. Схватив коробку, забыв обо всем на свете, кроме того, что есть брат и сестры, я дернулся к ним, но папа, поймав меня и усадив на кровать, сказал: «Ты хоть одну съешь при мне, прежде чем угостишь всех».

И хотя я сладкоежка даже сейчас, и таких конфет еще никогда не то, что ел, – не видел, – жевал конфету, как траву. Увидев, что я не могу ее проглотить, папа сжалился надо мной и, целовав, отпустил к брату и сестрам.

Обычно мы завтракали без папы, он намного раньше уезжал на работу. В этот день, за завтраком, мама часто поглядывала на часы, а когда мы поели, она объявила нам, что в десять часов папа пришлет за нами Люду, – папину секретаршу, которая покажет нам «Каталину». Этот американский гидроплан мы с братом давно мечтали увидеть, а тем более полазить по нему. Мы запрыгали от удовольствия. Сестры, снисходительно улыбаясь, как взрослые, подивились непонятной радости детей, помогая маме убрать со стола.

Пока нас одевали, я, обычно углубленный в себя, мало беспокоил окружающих, а тут чуть ли не ежеминутно спрашивал: «А когда наступит десять часов?»

Наконец, десять часов. Звонок в дверь. Открываем. Люда, улыбаясь, приседает и мы, обвив ее шею с поцелуем, устремляемся по лестнице к машине ЗИС-101. Не запомнилась ни дорога, ни езда. Помню только, когда мы садились на катер, который подвез нас к «Каталине», летчик помог нам взобраться в кабину самолета. В глаза бросилась передняя панель вся в круглых приборах со стрелочками, а чуть выше, в окне открывался вид на спокойное море, вдалеке сливавшееся с небом. А когда меня усадили за штурвал, я отлетел от реальности.

Самолет медленно покачивался на волнах, а мне казалось, что я лечу. В окне только море, а я парю высоко над водой. Не помню, сколько времени я летал, что при этом делал мой брат, но именно он «спустил меня с небес», тормоша за руку и показывая на стене карточку пилота с обезьянкой на плече. На стене были еще две карточки. Пилот с родителями на фоне дома, в котором он вырос, и трое сидящих мужчин, один из которых был Сталин. Летчик объяснял нам так:

– Рузвельт! – тыча пальцем сначала в портрет, а потом себя в грудь, О’кей?

– Сталин! – тыча пальцем сначала в портрет, а потом в меня, – О’кей?!

 Я, довольный, киваю в знак согласия. Сталина я знал, а те двое были мне незнакомы…

– Черчилль! – указав пальцем на портрет, призадумался и, ткнув сначала в себя, а потом в меня, произнес, – Товарищ. О’кей?

Чтобы не огорчать летчика, который мне очень понравился, я замотал головой, хотя ничего не понял и мне очень не понравился этот толстый человек, похожий на бульдога – единственная порода собак, которая мне не нравилась.

А моему брату даже смотреть не хотелось на эту тройку, он впился в карточку пилота с обезьянкой на плече. Конечно, это не прошло мимо внимания летчика, которому мы понравились, и он спросил у моего брата, протягивая консервную баночку:

– А эта не хочешь? – но брат даже не посмотрел на баночку, он зачарованно смотрел на карточку пилота с обезьянкой на плече. – Эта вкусно! Очень!

Но брат, не реагируя на баночку, спросил?

– Она твоя?

– Да! Конешно!

Знакомое завывание брата, в котором сливались воедино и просьба и требование:

– Хочу-у-у таку-у-ю! Хочу-у-у обезьянку-у-у!

Летчик вначале с любопытством, потом с растерянностью смотрел на брата. Когда до него дошло требование брата, он растерянно молвил:

– О’кей! Но, сперва, попробуй эта кекс.

– А обезьянка?

– Сейчас нет макака, – но видя, что это не действует, а брат продолжает свою «песенку», добавил: – Приеду, привезу.

– А ты правду говоришь?

– Да! Конешно! – сказал, обнимая брата, летчик, и добавил. – Американ говорият правду!

Потом Люда повела нас к папе в кабинет. По дороге все встречающие обращали на нас внимание. У Люды интересовались, кто мы. Услышав ее ответ, часто отвечали восклицанием «А-а-а-а!!».

В кабинете папы не было, и хотя Люда нам не говорила, куда она нас привела, но я точно знал, этот кабинет мог быть только папин. Вся комната дышала папой, от запаха папирос, до отточенных карандашей на письменном столе. Люда, усадив нас на диван, попросила сидеть на одном месте, обещая скоро вернуться, и направилась к выходу.

– Люда, а летчик, правда, привезет мне обезьянку?

– Если обещал, привезет! – сказала она, улыбаясь и ушла.

Кабинет был большой. Посредине стоял длинный стол, облепленный с обеих сторон стульями с высокими спинками, а на столе макеты самолетов, которые прошли испытания в институте. Стены были увешены фотографиями самолетов, летчиков и большим портретом Сталина, на котором мой взгляд почти не задержался. Как же мне хотелось поближе рассмотреть фотографии, но не хотелось ослушаться Люды. Обычно в новой обстановке время летело быстрее обычного, а здесь оно застыло, как и тогда, когда я впервые переступил порог церкви. Потом я всю дорогу домой я чувствовал на груди непривычный холодок крестика.

Не успел я рассмотреть все фотографии, как брат привалился к моему плечу, – он так сладко спал, что я боялся пошевелиться, чтобы не разбудить его.

Пришла Люда. Взяла на руки моего брата, который продолжал спокойно спать, и понесла его к машине. По дороге мы встретили несколько женщин в солдатской форме. Они так смотрели на Люду, что я на всю жизнь запомнил этот взгляд, – жгучий, испепеляющий взгляд женской зависти.

Обычно я не словоохотлив, но в тот день я прожужжал всем уши…

Дата публікації 09.03.2023 в 22:32

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридична інформація
Умови розміщення реклами
Ми в соцмережах: