авторів

1427
 

події

194062
Реєстрація Забули пароль?

Папа - 1

01.02.1942
Тбилиси, Грузия, Грузия

Папа

 

Несколько месяцев от папы не было вестей. Мама заметно осунулась. Бабушка чаще стала навещать нас, чаще мы стали от нее получать подарки: то сахар, то конфеты. Они с мамой после первых нескольких слов часто сидели молча, но, уходя, бабушка целовала нас как-то по-новому, крепче и дольше чем обычно, как будто прося прощение. Эту перемену я заметил и среди соседей. Все без исключения были добрее, отзывчивее и внимательнее к маме и, особенно к нам, детям.

В один из церковных праздников, под вечер, пришла к нам бабушка Соня. Перецеловав всех нас, и раздав по конфетке, она долго шушукалась с мамой. И после слов мамы: «Я согласна на всё, лишь бы Гоги вернулся», меня с братом одели, и бабушка повела нас в церковь - крестить.

Я с братом в церкви были впервые. Народу было очень много. Пока не кончилась богослужение, и люди не стали выходить, мы стояли у входа. Как только бабушка нас завела в церковь, будничность исчезла. Иконы, запах ладана, свечи, хор. Таинственная красота. И люди, мимо которых мы проходили, так смотрели куда-то вверх, что мне показалось: они говорят с теми, кто смотрит на них с икон. Я был настолько потрясён увиденным и так оглушён нахлынувшим чувством, что никаких деталей не запомнил, кроме одеяний служителей церкви, добрых глаз священника, крестившего нас, и что меня нарекли Наумом, а брата Дато, в честь папиного брата.

 Бабушка купила нам серебряные крестики. Я долго чувствовал его на своей груди. Бабушка научила нас молитве, которую мы должны были произносить перед сном, чтобы Бог защитил папу. Я так любил папу и, так поверил священнику, который меня крестил, что если меня клали спящего в кровати, я обязательно просыпался и произносил молитву.

После этого события я с братом, когда хотели подтвердить достоверность совершённого нами поступка, говорили так: «Клянусь Б», что означало «Клянусь Богом». Это была самая высшая клятва для нас, так как мы верили, что Бог видит всё и от его всевидящего глаза ничего нельзя утаить. Несмотря на это мы пользовались и старой клятвой «Клянусь мамой».

После долгих, как резина, тянущихся дней ожидания, когда казалось, что вот так, всю жизнь придется ждать папу и хотеть есть, в один прекрасный вечер без стука открылась дверь, и в проеме дверей застыл папа, как в маленькой раме для большого снимка – и улыбается, и как улыбается! Казалось, одной этой улыбки достаточно, чтобы почувствовать как хорошо, что ты дождался и вообще, как все прекрасно. Пропало чувство голода. Хотелось плакать от переполняющего чувства радости и все время прикасаться к папе.

Спустя много лет я узнал, каким событиям в нашей жизни мы были обязаны этому счастью. После освобождения Ленинграда дивизия штурмовиков, которой командовал папа, стала называться Ропшинской Краснознаменной. Во время одного из многочисленных вылетов папа получил ранение в спину, оказался в тяжелом состоянии в госпитале, а после того как рана зарубцевалась, был направлен в Тбилиси долечивать рану.

Это были доверху наполненные радостью дни в моей жизни. Я долго не мог привыкнуть к чуду – папа с нами. Просыпаясь утром, протирал глаза, чтобы убедиться, что папа с нами, это не прекрасный сон, а явь, он спит, мама спит, сестры и брат спят. И такое умиротворенное блаженство наполняет меня, как будто не было ужаса бомбежки, эвакуации, войны. Так хочется всем сделать что-то хорошее, чтобы всем было хорошо, как мне. Вот и мама встает, и я уже рядом с ней, лезу целоваться. Мама улыбается, хотя, кажется, еще не проснулась. Несет меня в кровать, целует и… вскоре я засыпаю счастливый, что Бог услышал мои молитвы, и папа с нами.

Утром, когда все еще спали, мама ушла в магазин, чтобы приготовить нам завтрак, и задержалась настолько, что все мы уже проснулись, а папа даже начал бриться. Его бритва медленно двигалась по щеке, снимая белую пену, как вдруг раздалось обычное для нас завывание моего брата: «Маму хочу-у-у…». Папа от удивления перестал бриться. Посмотрел в сторону брата и спокойно произнеся – «Скоро придет», – продолжил бриться. Но моему брату этого было мало. Он привык, что все его желания выполнялись, иначе его остановить было невозможно.

Старшая сестра начала его успокаивать, но ее старания еще больше распалили брата, возможно, подсознательно, он хотел подчинить себе и папу, но… Папа, докончив затачивать бритву о ремень, закрепленный им на оконной ручке, положил бритву на подоконник, молча снял ремень и шлепнул им брата по заднему месту. Нытье сразу прекратилось. Папа спокойно добрился.

Вскоре пришла мама. Сестры помогли ей накрыть на стол, и впервые за долгие месяцы мы всей семьей сидели вместе, завтракали и наелись до отвала.

Завтрак. Вся семья за столом во главе с папой. Все так вкусно: и хлеб, и масло, и чай с сахаром. Пока папа дома, мы с братом следим за каждым его движением, вот он бреется, одевается и выходит в сопровождении нас на огромную веранду. Все соседи стараются выйти в это время на веранду, чтобы поздороваться с папой и в награду получить его улыбку и вместе с ней почувствовать, что есть человек на свете, который рад увидеть тебя, да еще такой…

И хотя все члены нашей семьи заняты своими делами, но все мы ждем с радостью прихода папы, помогая маме как никогда. Я не помню, чтобы мы в этот период хоть раз ссорились между собой.

Помню, мы с братом гоняли на веранде в футбол. Мячом служил носок, набитый всем, чем попало. Папа пришел из госпиталя и сразу начал с нами играть. Мы с братом крутились вокруг папы, но отнять у него «мяч» не могли. Во время игры, увидев, как тетя Русудан рубит дрова, папа, присев, загреб нас в охапку и сказал: «Мужчинки! Лучше поможем тете Русудан дрова колоть».

От радости и гордости, что можем помочь папе, мы с братом, потеряв дар речи, мычим. Папа, легко оторвав нас от земли, с улыбкой протащил нас по веранде. Когда он подошёл к тете Русудан, она, вытирая пот со лба, сказала улыбаясь: «Если бы вас сфотографировать, то я бы сделала надпись: Виноградная лоза летом».

 Опустив нас на землю, папа ответил: «Калбатоно Русудан, спасибо вам за поэтическое сравнение, но мы, три богатыря, пришли просто помочь вам колоть дрова. Вы нам позволите?». И хотя тетя Русудан не сразу отдала топор, видно было, как она рада нашей помощи. Она некоторое время стояла, глядя на нас, потом не своим голосом, как будто в горле у нее что-то застряло, произнесла: «Тквен гаихарет! Будьте счастливы!» и пошла к себе не как обычно, чуть сутуловато, а как-то по-другому. Мне даже показалось, что она выросла.

Папа начал колоть дрова, а мы с братом ему помогали, – укладывали их в штабеля. Правда, мы часто забывали про свои обязанности не потому, что ленились, а просто засматривались, как папа колет дрова. А как он это делал, одно наслаждение смотреть, легко, непринужденно, как будто не дрова колет, а режет пеламуши (желе на виноградном соку). Не то, что дядя Шота, который, даже размахивая топором, кряхтит, не говоря об ударе, когда он его наносит по чурке.

 Вскоре на веранде появилась мама, смотрит на нас и улыбается; наверное, хотела позвать нас обедать, но… она так залюбовалась нами, что даже не обратила внимания на ласточку, которая прилетела кормить своих птенцов в гнездо над нашей дверью. А ведь это зрелище всегда вызывало у мамы умиление.

Дата публікації 09.03.2023 в 22:27

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридична інформація
Умови розміщення реклами
Ми в соцмережах: