6.Идейная зарядка
Темень и промозглость раннего зимнего утра раскалываются резким боем склянок. Им хрипло вторит горн. Грядет новый день.
Окна обоих корпусов экипажа почти одновременно заливаются светом и тут же всё окружающее пространство наполняется оглушительным: Летят перелетные птицы. В туманной дали голубой...
Алешка машинально вскакивает с кровати, но, продрав глаза, заваливается снова.
... Летят они в жаркие страны,
А я остаюся с тобой.
Господи, какой же сладкой радостью наполняется душа от осмысления того, что сегодня тебе не надо вместе со всеми подниматься, полураздетым бежать на зарядку, ждать очереди и в туалет, и в умывальник, шлепать по булыжным мостовым и в дождь, и в слякоть до училища.
... Не нужен мне берег турецкий
И Африка мне не нужна!
И вообще ничего не нужно - летите себе, куда угодно, только, пожалуйста, не шумите, не мешайте спать еще целых два часа до самого завтрака!
Но Бунчиков с Нечаевым свое острое и принципиальное неприятие как турецкого берега, так и сразу всей Африки доводят до всеобщего сведения настолько упорно и громогласно, что уберечься от этого можно лишь одним путем - натянуть на голову одеяло, а еще лучше нырнуть под подушку. И пусть там малость душно, зато тихо, как в глубоководном батискафе.
Сегодня, как было вчера и будет завтра, следующим займет эфир Марк Бернес. Немного похваляясь, он доверительно сообщит, что
... На кораблях ходил, бывало, в плаванье...
... Бананы ел, пил кофе на Мартинике,
Курил в Стамбуле злые табаки, ...
То есть погулял, в общем, славно, но, тем не менее:
... Не оставил там души ни крошечки, ей-ей,
Она для Насти - Настеньки моей!
После этого даже последний оболтус будет вполне четко ориентироваться в самых сложных житейских хитросплетениях: можно где угодно пить и курить, но нигде нельзя закладывать свою душу.
Однако основное бремя каторжного труда по формированию идейной цельности будущих мореплавателей взвалил на себя Леонид Осипович. За короткие пятнадцать минут ему удается очень многое - начнет он с трогательного рассказа о невыносимой судьбе судового кочегара в старые, царские времена:
... К ногам привязали ему колосник
И койкою труп обернули...
И следом исполнит свою песню, вернее балладу, сюжет которой базируется на памятных ему лично исторических событиях:
Спустилась ночь над бурным Черным морем,
А за кормой валил за валом вал...
На этом самом месте всем сачкам, еще не вырвавшимся из постельного плена, надо немедленно вскакивать и, одеваясь на ходу, бежать вдогонку уже уходящему в училище строю.
Последней в утреннем репертуаре обычно звучит бодрая мелодия про обожаемого всей Одессой Мишку:
... Ведь ты моряк, Мишка, моряк не плачет
И не теряет бодрость духа никогда.
То ли благодаря этому, то ли вопреки, но Утесов, Бернес и Бунчиков с Нечаевым остались любимыми на всю жизнь.
С уходом курсантов в экипаж возвращается угнетающая тишина, прерываемая каждые полчаса звонкими склянками. Но спать, несмотря на тепло, уют и мягкую постель, уже почему-то неохота. Скоро дневальный принесет завтрак. Это будет обычный ломтик белого хлеба, именуемый пайкой, маленький кусочек масла, пара ложек пшенной каши и кружка горячего почти сладкого чая. Не Бог весть, как изысканно, но по нынешним голодным временам не так уж и плохо. Ведь Одесса, как и вся Украина, голодает. Ребята, приехавшие из разных городов, рассказывают, что и у них - на Урале, в Сибири - тоже жизнь трудная. Это все из-за войны, окончившейся только два года назад, а то бы мы жили уже лучше всех в мире. Так, наверное, скоро и будет, надо только все города отстроить. Ну, и заводы, конечно, чтобы было много разной продукции, в том числе и пароходов, потому что в соседней палате лежат два старшекурсника и между собой они говорят, что скоро должна быть практика, но придется сидеть на бичу, потому что пароходов совсем мало. Что такое "сидеть на бичу" не совсем понятно, но из их разговоров следует, что это где-то не на пароходе. Но если им не на чем плавать, то что же будет с нами? Ну, к тому времени их, наверное, понастроят достаточно для всех. Впрочем, о нашем будущем и беспокоиться нечего - ведь мореходки открываются по личному приказанию товарища Сталина, а он точно знает, сколько выпускать специалистов и сколько для них надо будет пароходов, чтобы не было недостатка ни в том, ни в другом. 5 марта, когда отмечается этот приказ, говорят, что как и на большие праздники на обед дают по пирожному и по стакану вина.
Вместо мореходки раньше был морской техникум. Его учебный корпус, совсем не разрушенный во время войны, отдали под училище вместе со всеми кабинетами, аудиториями и лабораториями. Осталось и несколько старых преподавателей. Труднее оказалось с общежитием или, по-морскому, экипажем. Вблизи училища подходящих и неразрушенных домов не оказалось, пришлось искать их по всему городу.
Сначала нашли почти целое - только без окон и дверей - здание на Садовой, забили окна фанерой, собрали из разных кусков и навесили входные двери, очистили от мусора, кое-где подремонтировали и поселили в нем самый первый набор курсантов. В оставшиеся несколько комнат въехали бездомные офицеры-преподаватели.
Зима, как водится в таких случаях, выдалась на редкость долгой и морозной, но ни воды, ни отопления в доме еще не было. Умывались в учебном корпусе, а с холодом боролись очень просто: ложились спать в одежде и парами, укрывались ватным матрасом и поверх парой одеял. По утрам сметали с себя снег и бежали в училище. Выстояли. Никто не сбежал, не замерз и даже простуженных оказались единицы.
Но в наступившем году предстоял очередной набор на первый курс, что означало удвоение личного состава, а в последующие годы - все новые значительные его увеличения. Дом на Садовой для такой перспективы не годился.
