Маршрут меняется.
Когда, обитатели нашего вагона подняли энергичный шум в разных служебных кабинетах станции Орск, грозя пожаловаться «самому Сталину», у вагона появились ремонтные рабочие. Они что-то в нем меняли, что-то ремонтировали под ним. . . Опять прошло несколько дней. И вот однажды, в наш обездоленный вагон заглянул какой-то «станционный смотритель», оказавшийся обыкновенным стрелочником. «Бабоньки да что ж вы тут делаете? Померзнете ведь!!!» В ответ «бабоньки» дружно взвыли. Мужик куда-то побежал, потом вернулся: «Бабоньки, вам в Сибирь нельзя. Пропадете! Хотите на юг, в тепло?» «Хотим» дружно заорали жильцы нашего злосчастного вагона, чуть ли не на последнем вздохе. Мужик опять убежал. Через некоторое время вернулся в сопровождении человека в красной фуражке, а спустя некоторое время подъехал маневровый паровоз, зацепил наш вагон, и. . . подсоединил к эшелону, двигавшемуся на юг!
Вот так обыкновенный стрелочник изменил наш маршрут, а с ним и нашу дальнейшую судьбу. А говорят, что стрелочники виноваты только во всем плохом!
Поезд двигался на юг. Опять, — перегон, остановка, встречный поезд, снова движение. . . Дни и ночи. Голод, безысходность, неизвестность. Но вот уже и Актюбинск, теплее, теплее. . . еще теплее. . . Кызыл Орда. . .
Однажды утром, на одной из остановок в Голодной степи мы увидели караван верблюдов и глазевших на нас аборигенов в полосатых халатах. Средняя Азия!
Аральское море (в те годы оно еще существовало). Рыба, рыба, рыба! Мы объелись рыбой! Амударья! Вспомнили школьный учебник географии! Потеплели лица совагонников. Овощи, фрукты! И всего навалом!
Добросердечные местные жители угощали нас, с недоумением глядя на «чудо» в товарных вагонах, которое им привезли и, непонятно о чем лопотавшие на своем языке, .
Чистое голубое небо, звезды по ночам. Не стреляют, не бомбят, не гудят над головой самолеты. На станциях горят электрические огни. Окна не заклеены бумагой и газетами. Не воют сирены. Все это кажется уже невероятным!
И, наконец, долгожданный, ставший легендарной, неофициальной столицей эвакуации и ее символом, город Ташкент!
Ташкент! Чуть позже это слово нередко произносилось по всей стране с издевкой и иронией. В годы войны и позже, народная молва отвела Ташкенту роль сосредоточения дезертиров, людей, сбежавших от войны, от фронта, людей, якобы «откупившихся» от службы в армии, кто чем мог.
Среди определенной части населения страны возникло обличительно-презрительное отношения к ташкентской эвакуации в целом. Но особо это коснулось евреев. Ташкент, евреи- эти два слова, на несколько послевоенных лет как-то соединились в одно понятие. В понятие трусости, гражданского дезертирства.
Слова евреи «воевали в Ташкенте» под лозунгом «вперед на запад, ближе к Ташкенту», заслужили медаль «за оборону Ташкента», в то время, как «другие» сражались и погибали на фронтах войны, слышались мною часто.
Мало кто знал о том, что, евреи - участники войны, удостоенные высшей государственной награды медали Золотая Звезда и звания Героя Советского Союза, по своему количеству, занимали четвертое место в списке награжденных. При том, что пропорционально к численности всех народов, населявших страну, они были в самой нижней его части, на двадцать втором месте.
Прибыв в Ташкент, мы надеялись, что это конец нашей многострадальной дорожно-путевой эпопеи. Но видимо, где-то, кто-то,
(не уж- то указующий перст незабвенного Моисея?!) все же «руководил и распределял». И нас, с нетерпением ожидавших распоряжения выгружаться, повезли дальше, к новой «земле обетованной»
Железнодорожно-путевой конец этого эвакуационного «исхода» наступил достаточно быстро. Через какое-то время в одном из областных городов Узбекистана — Намангане, мы, наконец-то, спустились из вагона на твердую землю. Вышли из него, как из корабля, после штормовых бурь и ступили на твердую почву.
