авторів

1427
 

події

194062
Реєстрація Забули пароль?
Мемуарист » Авторы » Efim_Rozenberg » Дорога в Сибирь

Дорога в Сибирь

10.12.1941
Сокур, Новосибирская, Россия

 Дорога в Сибирь

 

 На выезде из Воронежа эшелон попал под обстрел. Резко остановился, послышались крики и стрельба. Обезумевшие люди выскакивали из вагонов, разбегаясь по полю. Два или три немецких самолета (штурмовика) летали над ним, обстреливая из пулеметов. Продолжалось это всего несколько минут.

 Передать свое ощущение близости смерти, свое состояние, когда кажется, что тебя убивают, мне не под силу. Рядом со мной убили несколько человек. Мама с обезумевшими глазами, вцепившись в меня одной рукой, тянула куда-то. В другой руке она волокла чемодан. Впоследствии, вспоминая такое бессмысленное спасение чемодана, мы смеялись и шутили (нам было очень смешно!)

 После этих страшных минут у меня в памяти на всю жизнь отпечатался запах смерти. Не один еще раз в жизни пришлось близко быть рядом с разными видами смерти людей. Порой воспоминания о них притупляются, теряют свою физическую остроту. Но когда рядом с тобой гибнет человек и при этом разрывается его тело, превращаясь в бесформенную массу, течет кровь и все остальное, что может течь, то такое не забывается никогда.

 Через некоторое время после обстрела люди пришли в себя. К счастью, жертв было немного. В нашем эшелоне был санитарный вагон. Раненым оказали помощь. Все разошлись по своим вагонам. Поезд тронулся.

 Наш вагон, «дом на колесах», прицепленный к другим таким же, вмещал примерно пятьдесят человек.

В его центре была установлена металлическая печка - «буржуйка». Лето кончалось, наступала осень. Печка роднила с довоенным уютом и одновременно ассоциировалась с жизнью древних людей пещерного каменного века, -счастливыми обладателями огня. Больше ничего в вагоне, кроме этой спасительной металлической печки, людей и их убогого имущества, не было. Не было одеял, не говоря уже о подушках и простынях. Все мы были достаточно легко одеты. Зимней одежды не было.

 В большую проблему превращались обыденные бытовые мелочи человеческой жизни. Не было умывальников, -можно прожить и не умываясь (не князья!). Но как жить без туалетов?

 Поезд, конечно, останавливался на станциях, полустанках, разъездах. Люди выскакивали из вагонов, пол которых находился достаточно высоко от земли, а вагонных ступенек или лестниц не было. Все старались помогать друг другу соскочить на землю и подняться обратно. Если учесть, что женщины тогда брюк не носили, то зрелище это было не из эстетических.

 «Прилаживались» под вагонами, рядом с вагонами, между вагонами - кто где мог. Какой там стыд ? Нужно было спешить. Поезд мог тронуться каждую минуту. Особо застенчивые, прячась подальше под вагоном, очень рисковали. Под соседним вагоном в такой ситуации погибла женщина, оказавшись под колесами поехавшего поезда. Помню дикий, истерический крик людей, видевших это.

 Если учесть, что на восток и на запад двигались массы эшелонов, которые подобно нашему не были оборудованы туалетами, то следы их пребывания на железнодорожных станциях оставались в виде сплошных ковров из результатов человеческой жизнедеятельности.

 Когда эшелон останавливался на дальних путях больших узловых станций, добраться до вокзальных помещений через эти «минные поля» (как называли загаженные пристанционные площади) было не просто.

 А добираться нужно было и, прежде всего, в поисках воды.

Ведер не было. Люди, устремляясь к какому-нибудь единственному водораздаточному крану, дрались между собой за место у него, чтобы наполнить свой чайник, бидон или бутылку.

 Конечно, извечным попутчиком скопления не мытых, как полагается, людей были вши. Теснота, необходимость спать, прижавшись плотно друг к другу, отсутствие возможности смены белья были благодатной почвой для их феноменального размножения. Избавиться от них не было никакой возможности. Они доставляли страшные мучения, особенно маленьким детям. Подавляющее число пассажиров таких эшелонов жили все время в борьбе с ними, почесываясь до кровавых ран, подхватывая самые разные болезни, переносчиками которых являются вши и блохи.

 Правда, иногда на больших станциях, из опасения вспышек катастрофических эпидемий, проводилась так называемая «санобработка». Эшелон отгонялся на запасной путь. Людей направляли в санпропускники, состоящие из трех частей, -раздевалки, душевой и одевальной. Обрабатываемые (поочередно - мужчины и женщины) группами по сорок-пятьдесят человек сбрасывали одежду в одну большую кучу в раздевалке – всю вместе: верхнюю, нижнюю, белье, чулки, носки, трусы- и заходили в душевую, где мылись в течении 25-30 минут. В это время в раздевалке одежду загружали в металлические корыта и везли на термообработку, где паром высокой температуры пропаривали. Когда после мытья мы выходили в одевальную – гора «прожаренной», влажной и дурно пахнущей одежды уже ждала нас.

 Где вы великие художники древности и современности, создатели выдающихся картин и фото сюжетов?! Представьте картину осени 1941 г. : несколько десятков голых женщин, копающихся в этой горе в поисках своей одежды – чем не сюжет для гениальных полотен о войне!

 И ещё одна элементарная житейская проблема. Вагоны не имели освещения. Никаких фонарей, ламп, свечей не было, да и откуда? Днем хоть немного было светло. Два маленьких окошка и полуоткрытая дверь не давали достаточно света. В вагоне стоял полумрак. Но это было еще терпимо. Глаза привыкали, и отсутствие достаточного света переносилось легко. А вот с наступлением темноты мы оставались в полном мраке до наступления утра. Что делали? Просто лежали на нарах вплотную, вслепую били на ощупь вшей. Это возможно, если вши гнездами обитают в швах одежды. Женщины разговаривали, разговаривали, разговаривали, или поругивались.

 С одним только достижением всего человечества в нашем «доме» на колесах было благополучно. Благодаря нашей печке – «буржуйке» мы не испытывали холода. Можно было погреться, можно было вскипятить чайник и даже сварить кастрюлю мороженой картошки.

 Все время поддерживали в ней огонь. Для этого воровали из угольных куч на пристанционных путях уголь, предназначенный для паровозных топок. Это было опасным делом. Уголь охранялся, как правило, вооруженным часовыми.

 Не помню точно, но судя по датам начала битвы за Воронеж мы выехали из Отрошек в конце августа 1941 года, а сообщение о разгроме немцев под Москвой в начале января 1942 года нас застало в дороге в Западной Сибири, где тогда стояли страшные морозы.

 Конечно, главной и постоянной заботой на всем протяжении нашего, как нам тогда казалось, бесконечного пути к неизвестной цели была забота о хлебе насущном.

 По мере истощения убогих запасов провизии, прихваченной собой из Михайловки, (а у нас к тому же, о чем писал ранее, украли чемодан с продуктами), обесценивания денег, которых и без того не хватало, начался голод. За деньги, если они и были у кого-то припрятаны, в станционных буфетах и продуктовых магазинчиках купить продукты уже стало невозможным, полки опустели. На пристанционных базарчиках и просто у вагонов, куда сбегались местные торговки, цены на самые необходимые продукты, - на хлеб, крупы, овощи, стояли невообразимые.

 Очень популярен стал «натуральный» товарообмен. Продукты питания обменивались на вещи - одежду, ценности, золотые и серебряные украшения. Главным продуктом обмена был хлеб и картошка. Ведро картошки можно было выменять на золотое кольцо. И меняли - а что оставалось делать?

 Нужно ли мне разжалобить читателя воспоминаниями о плачущих голодных детях, о распухших от голода женских ногах, о голодных обмороках стариков. Вряд- ли. Тот, кто не знал настоящего голода – не поймет.

 И все –таки посильную помощь продовольствием нам беженцам, на больших станциях оказывали. Иначе как бы мы выжили? Были созданы пункты выдачи питания (нормированного количества, называвшегося пайком), где мы, конечно, с большими сложностями ( поиск информации, страшные очереди, неразбериха, необходимость представления документов и т. д. ) могли получить хлеб и другие продукты, для того, чтобы просто не умереть с голода.

 Для получения такого пайка необходимо было представить паспорт или метрику (свидетельство о рождении детей) в которых делались соответствующие отметки, исключающие повторное получение пайка. Главным продуктом в нём опять-таки была картошка. Продовольственные, водяные, топливные и туалетные мытарства имели кроме всего прочего и другие негативные последствия. Прежде всего- риск отстать от поезда. Масса случаев, когда люди в поисках воды, еды или туалета, возвращаясь, не находили своего эшелона. И если учесть, что никакой информации о пути следования и назначения поездов не было, это приводило к дальнейшим многомесячным мытарствам, поискам родных, а зачастую к человеческим трагедиям.

 Не могу сегодня точно вспомнить, но наше невольное путешествие продолжалось много недель, во всяком случае не менее двух, двух с половиной месяцев. Иногда поезд отправлялся сразу же после прибытия, а иногда на некоторых станциях мог простоять несколько дней. График движения зависел от многих неведомых нам обстоятельств, в том числе от перегруженности единственной колеи транссибирской магистрали, ведущей с запада на – восток На каждом маленьком или большом перегоне поезда должны были ожидать встречных составов. Такие остановки длились часами. Движению воинских эшелонов на запад, естественно, отдавалось предпочтение.

 При всех невзгодах, тем не менее, нас волновало отсутствие информации. Мы не знали, что произошло с близкими, не знали о событиях на фронтах, в стране, в мире. Скудную информацию получали из случайно купленной газеты трех-, четырехдневной давности, из громкоговорителя на какой-нибудь станции, а в основном, из разговоров с солдатами встречных поездов, с обитателями других эшелонов. То, что устно передавалось случайно встреченными людьми друг другу. Поэтому росли слухи, самые разные, добрые и плохие, обнадеживающие и разочаровывающие, правдивые и лживые.

 Помню с какой радостью мы, достав где-то газету, вчитывались в сообщение о разгроме немцев под Москвой. С какой болью и восхищением перечитывали, передаваемые из рук в руки, из вагона в вагон, статьи Ильи Эренбурга.

 Тем временем, продолжая движение, по мосту из Саратова в Энгельс мы пересекли Волгу и ночью проехали ту самую станцию Грязи в республике немцев Поволжья, куда по документам были направлены.

 Но этот факт уже никакой роли не играл, мы затерялись в массе эшелонов, вагонов, людей, ехавших отовсюду в никуда.

 Конечно, жизнь в таких условиях не могла не сказаться на здоровье людей. Но, что странно, не было таких «традиционных» заболеваний, как грипп, ангина, простуды. Случались инфекционные заболевания, и счастье наше в том, что такие случаи не переросли в эпидемии.

 Вероятно, у тех, кто не знает страны того времени, у тех, кто родился много позже окончания войны, прочтя все вышеописанное, возникнет вопрос, как можно было жить в таких условиях? И, тем не менее, мы выжили.

 Не могу не заметить, что все, что досталось на нашу долю, коснулось не всех эвакуированных. Многие благополучно и достаточно быстро достигли мест назначения и даже неплохо устроились там. Моя тетя из Одессы эвакуировалась вместе с одесским консервным заводом. Ее муж в те годы работал на нем главным инженером. Эту же должность он занял на восстановленном в Нижнеангарске консервном заводе. Понятно, что их жизнь несколько отличалась от других. После освобождения Одессы они благополучно вернулись домой, в свою довоенную квартиру, хорошо устроились и . . . почти не заметили войны. Однако и их коснулось горе. Вернувшись, тетя узнала о судьбе всех своих сестер с их семьями. Это были сестры и моего отца. Они погибли во время «окончательного решения еврейского вопроса» в Одессе.

 

Наш эшелон двигался медленно на восток, и мы совершенно не представляли, когда придет конец этому движению. Не может же это продолжаться вечно?

 Может показаться, что уж очень неприглядную картину рисую, сгущаю краски. Да нет, просто достоверно пытаюсь передать атмосферу времени тех дней, хронологию событий, не вдаваясь в собственные ощущения, переживания, психологию людей, попавших в кошмарные условия существования.

 Миновали Уральск, Оренбург. Двигались с юга запада в сторону основного направления в Сибирь. Наконец, оказались в Орске, где в то время свирепствовали морозы. Без зимних пальто, шапок, рукавиц, и главное, теплой обуви, казалось, мы были обречены. Но и здесь борьба за выживание продолжалась – мы обматывали ноги и руки каким-то тряпьем, газетами.

 Питались в основном мерзлой картошкой. Приходилось рыскать по спец распределителям, чтобы найти ее. У меня были только летние ботинки. На морозе обморозил ноги, что дает о себе знать и по сей день.

 Мы уже понимали, что, в соответствии с элементарной географией, нам предстоит единственный маршрут — в Сибирь. Это уже ни у кого не вызывало сомнений. И здесь, Его Величество, случай сыграл с нами, пожалуй, одну из немногих своих добрых шуток. Мы еще раньше заметили, что станционные обходчики, простукивая колеса нашего вагона, что-то сообщают начальнику эшелона. Была такая должность. Что рабочие ему во время очередного обхода сказали, не знает никто.

 Но, однажды, в Орске наш вагон с людьми отцепили и загнали в тупик. Несколько дней мы простояли в неведении, и никто не мог вразумительно объяснить, что с нами будет и что делать. Если раньше мы были в составе эшелона и, как бы то ни было, какие-то власти занимались нашим продвижением, хотя бы от необходимости освобождать пути для движения других поездов, то теперь мы уже не были помехой на их пути и нами просто перестали интересоваться. Похоже, о нас забыли, или даже списали наш вагон, как списывают износившиеся и не подлежащие восстановлению механизмы.

 

Дата публікації 07.03.2023 в 19:42

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридична інформація
Умови розміщення реклами
Ми в соцмережах: