Второй случай был скорее комический.
Гражданская война... Разруха, голод... В театре нетоплено, актеры репетируют в шубах, простуженными голосами, реквизит и бутафория стали проблемой даже для Художественного театра. Владимир Иванович -- в полной форме: выбритый, подтянутый, безупречно одетый -- и ни единой жалобы. Актеры ворчат:
-- Безобразие! Масла в магазинах нет совершенно. И на рынке ни за какие деньги не купишь.
Владимир Иванович тут же откликается:
-- А я терпеть не могу масла. Не вижу в нем никакого вкуса. И по крайней мере сохраняю здоровую печень.
-- Но ведь сахар тоже исчез, Владимир Иванович!
-- А я всю жизнь пью без сахара. Что хорошего в сахаре? Только портит зубы да отбивает вкус у чая.
-- А мясо? Как вы обходитесь без мяса?
-- Обхожусь превосходно. Мясо в известном возрасте исключительно вредно. Вы когда-нибудь читали Толстого? Он очень не советует употреблять мясо в пищу.
-- Так что же в таком случае употреблять в пищу? Ведь картофель стоит баснословных денег. Три картофелины на рынке идут за два миллиона!
-- Два миллиона? Ай-ай-ай! Два миллиона -- это дорого, конечно. Но знаете, можно отлично существовать без картофеля. Картофель -- продукт тяжелый и непитательный. Я, например, совсем не страдаю от того, что мне за обедом не подают картофель.
-- Но как же тогда работать, да еще в такой холод?
-- О, холод -- это очень хорошо. Это прекрасно. Гораздо лучше, чем жара. Холод бодрит, укрепляет организм. Вы разве не замечали -- в холодном помещении у человека всегда удивительно свежая голова.
Такие диалоги длились иной раз до бесконечности. И ни на чем не могли мы "подловить" Владимира Ивановича, вызвать его неодобрение существующим положением вещей. Самый старший среди нас, он переносил лишения с поразительной грацией, являя собой постоянный пример дисциплины, бодрости и здоровья. Но однажды -- один только раз -- он тоже не выдержал.
Мы сидели в зрительном зале, дожидаясь начала репетиции, когда услышали какой-то необычный шум в фойе, и Владимир Иванович, белый, как стена, пронесся мимо нас через весь партер, гневно теребя бороду. И мы услышали, как он дрожащим от волнения голосом проговорил, почти прокричал:
-- Не могу я жить без канализации!
Только две такие вспышки я и знал за Владимиром Ивановичем на протяжении семнадцати лет работы в театре.
Свободное копирование
