На Обводный канал...

На Обводный канал...

Петербургский корреспондент "Таймс" Р. А. Вильтон как-то спросил меня:

 -- А вы знакомы, Иван Дмитриевич, с Распутиным?

 -- Нет, я один, кажется, не интересуюсь этим интересным мужчиной... Слава богу, я всех офень на Руси знаю, так меня "мужичком" не удивишь... Видал всяких -- умных и глупых... Многие были умнее Распутина.

 -- Напрасно... А вы бы съездили да познакомились: чрезвычайно оригинальный человек... Жалеть не будете!..

 Эти слова английского корреспондента как-то запали мне в душу. Отчего не взглянуть в самом деле, может быть, чудо какое-нибудь пропущу. Иностранцы и те им бредят...

 Наш петербургский корреспондент "Русского слова" Руманов знал Распутина, так сказать, по долгу службы и не выпускал его из своего газетного поля зрения.

 Поэтому мне не стоило никаких хлопот добиться "аудиенции".

 Вместе с Румановым мы поехали на Обводный канал, где жил тогда этот "властитель дум".

 На наш звонок вышла скромненькая девица белошвейного типа (вероятно, дочь) и попросила нас подождать в первой комнате, где какие-то женщины с наружностью богомолок тихонько и степенно шушукались между собой, как тараканы за печкой.

 -- Доложите, пожалуйста, о нас Григорию Ефимовичу.

 Нас проводили в отдельную комнату, где пришлось подождать минут двадцать. Я уже потерял терпение, как неожиданно вошел "сам" и протянул руку. Наружность Распутина была описана тысячу раз, и потому едва ли стоит на ней подробно останавливаться.

 Белая рубаха "навыпуск", синие штаны, валенки... Волосы расчесаны по-крестьянски, с пробором посередине, и сильно смазаны маслом. Ростом большой, лохматая, черная борода, на животе поясок. Общее впечатление -- отбившийся от работы, праздный мужик, лодырь, из очень зажиточных и лакомых на господскую еду.

 -- Позвольте, Григорий Ефимович, с вами познакомиться. Сытин.

 -- Здорово, брат! Что тебе? Зачем пришел, сказывай. У меня дело есть, некогда мне.

 -- Дела у меня особенного нет, а если вы имеете минуту времени, так потолкуем...

 -- Ну ладно, садись, коли так!

 Мы сели к столу. Я на диван, а Распутин на стул. При этом он так положил руку на стол и на руку голову, что лицо его было совсем близко ко мне.

 -- Ну что тебе, сказывай...

 -- Я, брат, просто пришел повидать тебя. Ведь о тебе большая слава идет. Интересно мне умного, большого мужика видеть.

 -- Ах, дурак какой ты! Вот дурак! Разве у тебя мало умных мужиков? Ты, поди, по всей России всех умных мужиков знаешь... И умных, и дураков... Так мало тебе -- пришел на меня посмотреть. Ну смотри, брат, смотри, что тебе посмотреть надо.

 -- Говорят, Григорий Ефимович, есть какая-то сила в тебе чарующая: и в делах, и в советах...

 -- Все вы дураки, и больше ничего... Что вам от меня надо? Ну идут ко мне разные бабы, лукавые чинуши, даже министры...

 Распутин помолчал и неожиданно спросил:

 -- Ты вот, Иван Дмитриевич, ко мне первый раз... А хошь, я к тебе приеду в Москву?

 Это предложение застало меня врасплох: переход был слишком неожидан. Но я все-таки имел твердость сказать:

 -- Нет, Григорий Ефимович, ко мне не надо. У меня дел нет. А знакомством с тобою я очень доволен. Прощай, будем знакомы.

 Не знаю, обидел ли Распутина мой чистосердечный отказ, но кажется, не обидел.