Оставшись один, я внимательнее осмотрел большую камеру с двенадцатью койками. На окнах валялись заплесневелые куски хлеба и обглоданные кости. В углах, в ямках от гвоздей, в койках, возле печи и дверных притолок -- всюду мириады клопов. Они не стесняются ни дневным светом, ни присутствием человека и уже свободно разгуливают по моим вещам. Я требую перо и бумагу и по всей форме пишу прошение начальнику тюрьмы. Описываю количество клопов, места их колоний, их смелые нравы, упоминаю о корках хлеба и костях, о грязи и пыли и в заключение говорю: "Ввиду вышеизложенного прошу сделать распоряжение о восстановлении порядка в камере и о приведении ее в надлежащий вид. Ответ прошу дать немедленно и письменно, чтобы я мог без замедления передать дело на рассмотрение высшего начальства".
Через 10 минут после подачи прошения входит старший с тремя надзирателями и четырьмя уголовными арестантами.
-- Что прикажете сделать в камере?
-- Вынести все лишние койки, вымыть стены, пол и окна. Обварить кипятком стены и койку. Принести стол и табуретку.
-- Слушаюсь.
Работа закипела. Дошла очередь до мытья пола.
-- Ефимов, дай швабру, -- обратился старший к надзирателю нашего коридора.
-- Моя не годится -- осталась почти голая палка.
-- Беги в верхний коридор, спроси там!
-- Там вовсе нет швабры.
-- Так сбегай на кухню!
-- Кухня заперта.
-- Экий ты! Ищи, где-нибудь найдешь!
На поиски за шваброй направились два надзирателя и три арестанта. Общими силами им удалось исполнить поручение.
-- Что у вас за безобразие -- такая грязь и нет швабры? -- спросил я, когда старший надзиратель вышел.
-- Начальник экономит, заставляет нас покупать швабры на собственные деньги. Разве напасешься? -- ответил надзиратель.
-- А высшее начальство бывает в тюрьме?
-- Прежде вице-губернатор следил за порядком, да он переведен. С тех пор никто не смотрит. Нам тоже служба такая, что хуже нельзя. Начальник ввел порядок, чтобы надзиратели не вели сношений с арестантами, ни у кого нет своего коридора. Каждый день бывает новое распределение. Не с кого и спрашивать. Нам тоже муки сколько -- не дай бог! А жалования двенадцать рублей.
После уборки пришел сам начальник, совсем молодой поручик. Даже на расстоянии от него разило водкой.
-- Нужно внести еще стол и табуретку, -- сказал я.
-- У нас этого не полагается.
-- В первый раз вижу такую тюрьму.
-- А я в первый раз слышу, чтобы в тюрьмах давали столы и табуретки.
-- Вы служили где-нибудь, кроме Тульской губернии?
-- Нет, не служил.
-- В том-то и дело. Как мне возможно устроиться с обедом?
-- Как хотите.
-- Вот перечень припасов, которые нужно купить. Пусть приготовят в тюремной кухне.
-- У нас, кроме артельных котлов, нет посуды.
-- Пусть купят на мой счет.
-- У нас и готовить некому -- повара умеют варить только арестантскую пищу.
-- Значит, сумеют сварить простой суп.
-- Это вообще неудобно. Вот что я придумал: позовите тюремного доктора и потребуйте больничную порцию. Я предупрежу доктора.
-- На это я не согласен.
-- Ну, как хотите.
Я все время говорил резко, а тут обозлился еще больше.
-- Есть ли, наконец, в Туле бакалейные лавки и рестораны?
-- Да, вы можете посылать.
-- Я желаю иметь ежедневные прогулки.
-- У нас нет ни отдельного дворика для вас, ни свободного надзирателя для надзора.
-- Мне до этого дела нет. Я имею право на прогулки.
-- Хорошо, будете гулять после вечерней поверки. Послал купить яиц; в ноябре их и в Туле не оказалось. Надзиратель объяснил:
-- Москва... оно, конечно... в Москве все можно достать... Москва -- город столичный...
Когда мы сидели в вагоне, кругом стоял шум от жалоб на порядки тульской тюрьмы.
-- Десяток тюрем видел, -- нигде не давали такой гадости вместо хлеба.
-- Вместо мяса какая-то гнилая соленая рыба -- есть нельзя.
-- Два дня не могли допроситься купить молока для ребенка.
-- За осьмушку махорки дерут восемьдесят копеек.
-- Тула есть Тула -- самый проклятый город.
На некоторое время слово "тула" (а не Тула) стало в вагоне нарицательным именем для обозначения всякой скверны. Справедливость требует отметить, что тульские конвойные ничуть не походили на тюремщиков: мягкость, предупредительность, постоянная веселость и умение поддерживать образцовый порядок делали их идеальными конвоирами, по крайней мере с точки зрения арестантов.