Наступил Новый, 1904, год. Куропаткин не был уволен в этот день, как ожидал; он, по-видимому, считал свое положение окрепшим, так как перед Новым годом предложил государю назначить Сахарова в Киев, но на это согласия не получил. Сверх того, он получил неприятное указание государя: чтобы всеподданейшие доклады по стратегическим вопросам представлялись за скрепой Сахарова, а не подчиненных ему лиц; конечно, оно так и должно было делаться, но в Главном штабе от этого отступали, и были разговоры о том, что по железнодорожным вопросам доклады составлялись и представлялись даже без ведома Сахарова.
Уже в первых числах января началась интендантская подготовка к возможной кампании на Востоке. Для обсуждения и скорейшего выяснения всяких вопросов по интендантским заготовкам под председательством Ростковского собиралась комиссия, в которой я был членом. До чего мы были не подготовлены к войне, выяснилось на первом же заседании: Ростковский сообщил, что у него нет сведений о средствах театра войны; он запрашивал интенданта на Квантуне (Лукашева), но получил ответ, что местных средств в Маньчжурии нет, что однако является невероятным. В Маньчжурии интендантских чинов не было. Решили запросить начальника гарнизона в Харбине. Таковым оказался начальник 5-й Восточно-сибирской стрелковой бригады генерал Алексеев, который сообщил, что провианта и фуража вдоволь и на месте есть запас хлеба чуть ли не в двести тысяч пудов. Вслед за тем туда подъехали интендантские чины из Хабаровска, подтвердившие это открытие. Это богатство местных средств крайне облегчало довольствие войск, так как слабосильная Сибирская железная дорога и без того едва справлялась с перевозкой войск.
Этот невероятный факт незнания Интендантства о хлебном богатстве Маньчжурии служит красноречивым доказательством, до чего война была для нас неожиданной, и как мало мы к ней готовились, несмотря на то, что Куропаткин уже с осени предвидел ее возможность. Впоследствии (15 декабря 1908 года) Владимир Сахаров писал мне:
"В войне с Японией у нас плана кампании, как известно, совсем не было; по крайней мере так думаю я, бывший начальник штаба армии и главнокомандующего, и это подтверждается тем, что 28 января 1904 года будущий командующий и главнокомандующий говорил мне, что для предстоящей, видимо, войны с японцами придется собрать армию, пожалуй, даже корпусов в шесть, а мы, как известно, имели таковых к концу кампании восемнадцать".
Таким образом, и вооруженные силы Японии оказались совершенно неизученными, несмотря на то, что наш военный министр сам ездил в Японию! Мы, очевидно, вступали в эту войну легкомысленно, с завязанными глазами. Вина в этом всецело падала на Куропаткина и Виктора Сахарова, как начальника Главного (и Генерального) штаба.
Я лично никогда не интересовался Дальним Востоком; как профессор я тоже не интересовался японской армией, которая тогда еще только нарождалась. Поэтому я тогда думал, что предстоявшая война будет лишь крупной экспедицией и в успехе не сомневался.
Для первых же заготовок нужно было разрешение Военного совета; ближайшее заседание Частного присутствия Должно было быть в субботу 10 января, но ввиду спешности дела я созвал его на четверг 8 января; к этому дню представления могли быть получены и готовы к докладу. Председатель Частного присутствия, добрейший граф Татищев, по этому поводу зашел ко мне 6 января заявить, что члены Присутствия ему жаловались, мол я вздумал их звать экстренно на четверг, а в субботу будет наверное еще заседание! Я ему объяснил по секрету причину экстренного созыва и обещал не беспокоить на второе заседание, а доложить все имеющиеся дела в четверг.
На это заседание Частного присутствия я пришел сам на экстренные дела и перед их рассмотрением предупредил о строгой секретности. Между тем, уже на следующий день к Ростковскому зашел генерал Арапов (елецкий землевладелец) предлагать свой хлеб, так как он накануне же узнал от одного из членов Совета про экстренное заседание и о заготовке больших запасов хлеба для Востока (собственно для пути следования войска)! Я заявил об этом графу Татищеву, который обещал переговорить с членами своего Присутствия. Этот случай довольно характерен для тогдашнего настроения части членов Совета: чувствуя себя великими особами, они в претензии за лишнее заседание и не находят нужным блюсти секрет.
Свободное копирование
