История моей жизни - 150

К началу декабря квартира начальника Канцелярии была, наконец, готова, и я наш переезд назначил на субботу 5 декабря, чтобы иметь в своем распоряжении воскресенье для устройства на новом месте. Вещи приходилось переносить через парадный вестибюль, поэтому можно было начинать только по окончании занятий в Канцелярии, в четыре часа; тем не менее, к вечеру эта работа была закончена. Оставалась громадная забота по расстановке мебели, подвеске штор и портьер, по устройству звонков и проч., на что в такой громадной квартире требуются недели. Вновь была заказана в магазине Свирского мягкая мебель для большого кабинета и куплена остальная мебель красного дерева для него же. Сверх того, ковры и отдельные вещи, всего на 5500 рублей. Кое-что заводилось еще и в следующем году, так что общий расход на обзаведение со времени переезда с частной квартиры составил 11-12 тысяч; правда, старая мебель совсем пропадала в новых хоромах, и бывшей гостиной хватало лишь на меблировку небольшого будуара. На расходы по переезду я получил пособие в 3000 рублей, которое мне было выдано в январе 1899 года.

Такие расходы, сопряженные с занятием громадной казенной квартиры, конечно, совершенно ненормальны, но вызывались они полным отсутствием казенной мебели; чтобы положить начало казенной меблировке, было отпущено 1500 рублей[1], за счет которых была заведена плетеная мебель в приемную и для служебного кабинета: громадный письменный стол (шесть аршин длины), кресла и стулья. Сверх того, заведены большие фотографические портреты в резных ореховых рамах моих предшественников по должности.

В Канцелярии не было никакой истории ее возникновения и жизни, и из прежних начальников служащие знали, кроме Лобко, только его ближайших предместников - Мордвинова (1865-81) и Якимовича (1881-84), да и то потому, что оба после того долго были членами Военного совета; имена же прежних "директоров Канцелярии" были совершенно забыты, и мой секретарь Иерхо должен был путем разбора приказов по Канцелярии выяснить их имена и время директорства. Только таким путем удалось выяснить, что первыми шестью директорами были: М. М. Брискорн (1832-42), Н. Н. Анненков (1842-48), барон П. А. Вревский (1848-55), князь В. И. Васильчиков (1857), А. Ф. Лихачев (1858-61) и К. П. Кауфман (1861-65).

По выяснении имен начались поиски портретов, увенчавшиеся полным успехом[2]. Замечу, кстати, что я тогда же распорядился составлением (по приказам) списка всех бывших членов Военного совета.

Предложение было принято и начался сбор карточек (по два экземпляра), которым сначала ведал Эллис, а потом Дандевиль, и, таким образом, составился довольно полный альбом портретов, отпечатанных впоследствии в издании "Столетие Военного министерства"[3]. Равным образом и в Канцелярии началось собирание портретов по делопроизводствам, которые тоже вышли из положения "непомнящих родства".

Переезд на новую квартиру имел последствием болезнь жены. Мы не привыкли к большим хоромам и еще не узнали на опыте, как медленно они нагреваются; поэтому, протопив все печи с утра в день переезда, мы думали, что они уже к вечеру дадут тепло, а между тем, результат оказался ничтожным и потребовалось еще несколько дней сильной топки, пока температура поднялась до нормы. Жена заболела сильной инфлюэнцей, от которой ее лечил д-р Никитин, прописавший хорошее питание - устрицы или икру. Пока я ездил за устрицами, мне привезли "презент" от Уральского войска - бочонок отличной свежей икры. О существовании "презента" я тогда узнал впервые. Войско ежегодно, во второй половине декабря, высылало его к высочайшему двору в виде большого количества рыбы и всякой икры; одновременно некоторое количество тех же продуктов привозилось военному министру и некоторым другим чинам министерства. В последующие годы мой "презент" почему-то (по указанию наказного атамана?) сделался больше, прибавилась еще паюсная икра и осетры, но затем, кажется с 1905 года, высылка "презентов" была ограничена[4] отправкой ее только к высочайшему двору ввиду обеднения войска. "Презент" всегда развозился депутацией с офицером во главе.

Мой брат к 1 января 1898 года развернул Батуринский резервный полк в четырехбатальонный полевой, а 4 февраля он был назначен командиром 47-го пехотного Украинского его императорского высочества великого князя Владимира Александровича полка. В июле брат приезжал в отпуск, представился шефу полка и узнал, что собирается приехать в полк на предстоящие празднества по случаю столетнего юбилея полка; вторично брат приезжал на похороны матушки. В начале года у нас гостил неделю брат жены, Александр Безак. Племянники Женя и Саша окончили свое образование; первый поступил в Судебную палату без содержания, поэтому получал таковое от меня, а второй был назначен младшим врачом в 157-й пехотный Имеретинский полк, но вскоре по моей просьбе был переведен врачом во флот.

Окончился 1898 год традиционным балом писарей, на котором мне пришлось быть впервые. Писари приглашали на бал своих знакомых и все проходило весело и чинно. В двенадцать часов ночи я поднялся наверх, принял от писарей бокал шампанского и поздравил их с Новым годом. Танцевали в большом приемном зале.

На Новый год и на Святую большинство чинов Канцелярии расписывалось у ее начальника и его помощника; сверх того, проезжая мимо, заходило еще много лиц, чтобы расписаться или оставить карточку, особенно из числа лиц состоящих при министерстве; отвечать им визитами было немыслимо, и я в ответ посылал по почте свои карточки; на Святую я разослал таким образом 51 карточку, потратив много времени на подыскивание и написание адресов. Чтобы положить этому конец, я перед 1 января 1899 года на дверях квартиры повесил большой плакат с надписью: "И. д. начальника Канцелярии, не имея сам возможности делать многочисленные визиты, покорнейше просит ему таковых не делать и у него не расписываться". Пока я был начальником Канцелярии такое объявление всегда вешалось перед Новым годом и перед Святой; если же кто-либо все-таки заносил свою карточку, то я считал себя вправе никак не реагировать на это.