МЕСЯЦ ПРОХОДИТ в тяжелых, изматывающих занятиях с Джилом, вызывающих в памяти наш тренировочный лагерь 1995 года. Теперь мне предстоит турнир местного уровня: я стартую с самой нижней ступени профессионального тенниса. Победитель получает чек на 3500 долларов. Болельщиков на трибунах меньше, чем в удачный день собирается на школьном футбольном поле. Дело происходит на стадионе Университета Невады: знакомая местность, но крайне непривычная ситуация. Пока Джил паркует машину, я размышляю о том, чего достиг, а чего - не сумел. На этих кортах я играл, когда мне было семь лет. Сюда я приехал в тот день, когда Джил уволился, чтобы работать со мной. Я стоял здесь, у входа в его офис, от волнения подпрыгивая на одной ноге, пораженный открывшимися перспективами. И вот теперь, в нескольких шагах от этого места, я играю с дилетантами и сбитыми летчиками.
Такими, как я сам.
На турнире подобного уровня все делается быстро, особенно это заметно в комнате отдыха для игроков. Еда, предлагаемая перед матчем, напоминает паек, выдаваемый в самолете: резиновый цыпленок, переваренные овощи, вода без газа. Когда-то, давным-давно, на турнирах Большого шлема я, помнится, неспешно проходил вдоль бесконечных столов с закусками, переговариваясь с поварами в белых колпаках, пока те готовили для меня воздушный омлет и домашнюю пасту…
Увы, те времена прошли.
Унижения, однако, на этом не заканчиваются. На подобных турнирах очень мало мальчиков, подающих мячи. Естественно: ведь с мячами здесь напряженка. Каждому игроку положены лишь три штуки на весь матч. По обе стороны от корта тянется длинный ряд других кортов, на которых идут параллельные матчи. Подбрасывая мяч для подачи, вы видите игроков слева и справа, слышите, как они спорят. Никого не волнует, что они мешают вам сконцентрироваться. Все плевать хотели на вас и вашу концентрацию. То и дело мяч скачет мимо ваших ног, и вы слышите с соседнего корта возглас: «Помогите, пожалуйста!» Вы должны тут же бросить свои дела и перекинуть мячик обратно. Я вновь выступаю в роли мальчика, подающего мячи.
Кроме того, по ходу игры сами теннисисты управляют табло. Вручную. Во время смены площадок я меняю на табло маленькие пластиковые цифры, похожие на детали детской игры. Болельщики смеются и выкрикивают оскорбления. Как низко, оказывается, могут пасть великие! «Имидж - все», да, парень? Чиновники высокого уровня открыто заявляют: Андре Агасси, участвующий в местных турнирах, - все равно что Брюс Спрингстин, играющий в баре на углу.
А почему бы, собственно, Спрингстину не сыграть на углу? Мне кажется, было бы здорово, если бы он выступал там время от времени.
Мой номер в мировой классификации - 141, ниже, чем когда бы то ни было за время моей взрослой карьеры. Газеты пишут, что я посрамлен, но они совершенно не правы. Я был посрамлен, когда говорил с Брэдом в номере отеля. Я был посрамлен, когда принимал вместе со Слимом наркотики. А сейчас я рад быть там, где нахожусь.
Брэд думает так же. Он не видит ничего унизительного в местных турнирах. Он вновь полон энергии, вновь отдается поставленной цели - за это я его люблю. Он тренирует меня так тщательно, будто мы на Уимблдоне. Брэд не сомневается: это - лишь первый шаг к возвращению мне титула первой ракетки мира. Разумеется, эту веру я тут же подвергаю испытанию. Сейчас я - лишь тень себя давнишнего. Мои руки и ноги, быть может, уже натренированы, а вот разум пока еще не в форме. Я дохожу до финала. Нервничая от напряжения, непривычных обстоятельств и насмешек с трибун, я проигрываю.
Но Брэда так просто не смутить.
- Кое-какие технические приемы придется подучить заново, - говорит он. - Надо заняться выбором ударов. Тебе стоит подкачать ту мышцу, которая по ходу матча помогает теннисисту понять, какой удар сейчас сыграет, а какой - нет. Помнишь, что тебе не нужно всякий раз демонстрировать лучший в мире удар?
Каждый удар - это догадка, подкрепленная знанием. Но свои знания я растерял. Теперь я неловок, как в годы зеленого юниорства. Двадцать два года я потратил на то, чтобы отшлифовать талант и выиграть свой первый Большой шлем. Чтобы все это потерять, хватило и двух лет.
Свободное копирование
