Мне плохо, однако следующие несколько дней не поддаюсь панике. Только не сейчас, когда со всех сторон меня обступают другие, куда более серьезные горести, когда страдают многие из тех, кого я люблю.
Врачи собираются вновь оперировать шею маленькой Касси. Теперь очевидно, что первая операция была проведена неудачно. Я организую для нее перелет в Лос-Анджелес, где ей обеспечат лучший уход, однако все то время, что девочка восстанавливается после операции, она вынуждена неподвижно лежать на спине, не покидая больничной кровати, и очень страдает. Не в силах повернуть головы, Касси жалуется, что кожа у нее как будто пылает. Кроме того, у нее в комнате очень жарко, а Касси, как и ее отец, не переносит жары. Я целую девочку в щеку, шепчу ей:
- Не плачь. Мы справимся.
Смотрю на Джила, который, кажется, усыхает на глазах.
В ближайшем магазине покупаю самый мощный кондиционер, и мы с Джилом устанавливаем его в окне палаты, где лежит Касси. Я ставлю переключатель на максимальную мощность и нажимаю кнопку «Старт». Мы с Джилом хлопаем в ладоши, Касси улыбается, когда поток холодного воздуха сдувает челку с ее милого круглого личика.
Следующий мой визит - в магазин игрушек, в секцию, где продают приспособления для плавания. Покупаю резиновую надувную трубу, аккуратно подкладываю ее под Касси, уложив голову по центру, а затем осторожно надуваю. Голова девочки медленно приподнимается, шея при этом остается неподвижной. Взгляд, полный облегчения, радости, благодарности освещает ее лицо, и в этой мужественной маленькой девочке я вижу то, что так давно искал: улыбка, с которой она принимает страдания, моя помощь в облегчении ее участи - именно в этом и кроется первопричина всего. Сколько раз я мог уже понять это! Именно для этого мы здесь - чтобы бороться с болью и, по возможности, облегчать страдания других. Так просто. И так трудно это понять.
Джил смотрит на нас с Касси, и у него на щеках блестят слезы.
Позднее, когда Касси уснула, а Джил клюет носом, устроившись в углу палаты, я сижу на стуле с жесткой спинкой и, раскрыв на коленях блокнот, пишу письмо в Ассоциацию. Письмо это - сплошная ложь, кое- где перемежающаяся крупицами правды.
Я признаюсь, что в моем организме были наркотики, однако заявляю, что никогда сознательно не принимал их. Я пишу, что Слим, мой администратор, которого я уже уволил, - известный торговец наркотиками; он периодически подмешивал себе метамфетамин в содовую (и это правда). Потом перехожу к главной порции лжи: заявляю, что не так давно по ошибке отпил из его стакана воду с наркотиками и таким образом, не желая того, принял дозу. Я утверждаю, что почувствовал все симптомы опьянения, однако надеялся, что наркотики быстро выйдут из моего организма, чего, к несчастью, не случилось.
Я прошу о понимании и снисхождении, торопливо дописывая концовку: «… Искренне и с уважением».
Сижу с письмом в руках и смотрю на лицо Касси. Конечно, мне стыдно. Я всегда предпочитал говорить правду. Вру я, как правило, неосознанно или самому себе. Но я будто вижу, какими глазами посмотрит на меня Касси, узнав, что дядя Андре - наркоман, отлученный за это на три месяца от игры в теннис, затем представляю себе миллионы лиц, глядящих на меня с тем же выражением, - и не могу придумать, что мне поможет, кроме лжи.
Обещаю себе, что эта ложь станет последней. Я отправлю письмо и этим ограничусь. Пусть остальным занимаются мои юристы. Не буду выступать перед комиссией, где мне придется лгать людям в лицо. Я не буду лгать об этой истории публично. Сейчас отошлю письмо, после чего положусь на судьбу и людей в дорогих костюмах. Если они смогут решить проблему тихо, без шума - прекрасно. Если нет, я смирюсь с тем, что меня ждет.
Свободное копирование
