НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ СПУСТЯ Брэд уговаривает меня ненадолго вернуться к спорту и принять участие в чемпионате АТП[1] в Цинциннати. Я встречаюсь с бразильцем Густаво Куэртеном. Он разбивает меня наголову за сорок шесть минут. Это мое третье подряд поражение в первом круге. Галликсон[2] объявляет о моем исключении из команды Кубка Дэвиса. Я один из лучших американских игроков за историю этих соревнований, и все же я не обвиняю его. Что тут скажешь?
На Открытый чемпионат США 1997 года приезжаю несеяным - впервые за три года. Хожу повсюду в персиковой рубашке, и в торговых палатках их тут же начинают разбирать, как горячие пирожки. Удивительно: люди все еще хотят одеваться, как я. Интересно, давно ли они смотрели на меня внимательно?
Дохожу до одной шестнадцатой, где встречаюсь с Рафтером, играющим свой лучший сезон. Он добирался до полуфинала Открытого чемпионата Франции, и на текущем турнире Рафтер - мой личный фаворит. Он отлично подает и бьет с лета, чем-то напоминает Сампраса. Однако мне всегда казалось, что наша конкуренция с Рафтером была бы более эстетически совершенной: он постоянен. Пит может отвратительно играть тридцать восемь минут, а затем за одну яркую минуту выиграть сет. Рафтер играет хорошо все время. Его рост - сто восемьдесят восемь сантиметров, у него низко расположенный центр тяжести, поэтому он может маневрировать резко, как спортивное авто. Рафтер один из наиболее сложных соперников на этом турнире: его тяжело обойти, но еще труднее ненавидеть. Он умеет достойно побеждать и достойно проигрывать. Сегодня он побеждает, по-джентльменски жмет мне руку у сетки и улыбается; в его улыбке чувствуется жалость.