Наконец, переехав через мост, мы оказались в Новом Запорожье. Я только тут узнал, что, оказывается, есть два Запорожья — Старое и Новое.
Машина наша, еле-еле проехавшая по вывороченным булыжникам, скрежетала теперь на каждом шагу, а потом и совсем остановилась. Демьянов стал ее чинить прямо посреди улицы. А мы с Халипом пошли в горком партии. Там мы нашли одного из секретарей, от которого узнали, что штаб фронта разместился не здесь, а в Старом Запорожье и туда надо проехать еще километров двенадцать.
Здесь, в Новом Запорожье, было сравнительно спокойно. В те дни Днепр по старой памяти считался трудно форсируемой, а может быть, даже и недоступной преградой. Кроме того, в сознании людей еще не умещалось, что немцы могут уже находиться в считанных километрах от города.
Демьянов долго возился с машиной, наконец починил ее, и она, продолжая скрежетать, поехала дальше.
В Старом Запорожье нам посчастливилось почти сразу же наткнуться на редакцию фронтовой газеты Южного фронта. Эта многострадальная редакция, кажется, уже в девятый раз за войну меняла местопребывание
Я знал, что здесь, на Южном фронте, во фронтовой и в армейских газетах работают, из числа моих старых знакомых, Горбатов, Алтаузен, Долматовский, Кружков, Френкель. Но здесь, в Запорожье, налицо оказались только двое последних. Про остальных нам сказали, что они где-то в войсках, не то вышли, не то еще выходят из окружения.
Коля Кружков встретил меня тепло, по-дружески, и мы с горечью стали вспоминать Монголию, где война складывалась совсем иначе. Кружков произвел на меня впечатление ошарашенного всем происходившим человека. Да и трудно было здесь, на Южном фронте, в то время не оказаться в таком состоянии. Я тоже был ошарашен. Я чувствовал, что произошла какая-то огромная катастрофа с далеко идущими последствиями. Из четырех армий, которые были во фронте, две, по слухам, попали в полное окружение, и люди в них либо погибли, либо сдались в плен, либо ушли в партизаны. Две армии — 9-я и 8-я — с тяжелыми потерями выбрались, а частично еще выбирались из окружения. И в ту минуту это еще считалось удачей.
63 «…многострадальная редакция, кажется, уже в девятый раз за войну меняла местопребывание»
64 «Про остальных нам сказали, что они где-то в войсках, не то вышли, не то еще выходят из окружения»
Судьбы писателей, о которых я расспрашивал тогда, в августе 1941 года в редакции фронтовой газеты, были очень разными.
Борис Горбатов в период июльских и августовских боев в окружение не попал, продолжал всю войну работать военным корреспондентом сначала газеты Южного фронта, а потом «Правды», и ночью с 8 на 9 мая 1945 года в моем присутствии написал из Карлсхорста свою последнюю корреспонденцию о безоговорочной капитуляции германской армии.
Долматовский в 1945 году тоже оказался в Берлине и присутствовал при том, как последний начальник германского генерального штаба генерал Кребс перед тем, как застрелиться, пришел с белым флагом и пытался вести переговоры с командующим 8-й Гвардейской армией генералом Чуйковым. А тогда, в 1941 году, работая в армейской газете 6-й армии, Долматовский пережил вместе с другими трагедию этой армии, был ранен, попал в плен под Уманью, бежал из плена, долго пробирался через немцев и вышел к своим только поздней осенью 1941 года, когда его уже считали погибшим.
Крымов и Аврущенко остались в окружении и погибли.
Свободное копирование
