Затем, 16-го марта, я получил третье и последнее письмо от генерала с сопроводительной запиской от Нгабо. Письмо генерала во многом повторяло то, что содержалось в последних двух письмах. Письмо Нгабо, наоборот, подтверждало то, о чем я и все другие только смутно догадывались, а именно, что китайцы планируют использовать против народа войска и подвергнуть Норбулингку артиллерийскому обстрелу. Он хотел, чтобы я обозначил на карте, где буду находиться — чтобы артиллеристы могли получить указание не подвергать обстрелу те здания, которые я укажу. В этот момент открылся весь ужас нашего положения. Была в опасности не только моя жизнь, теперь, по-видимому, были обречены на смерть тысячи и тысячи моих соотечественников. Если б только их можно было убедить разойтись по домам! Несомненно, они понимали, что продемонстрировали китайцам всю силу своих чувств. Но им было мало этого. Они испытывали такую ярость против незваных гостей с их жестокими порядками, что ничто не могло сдвинуть их с места. Они собирались остаться до конца и умереть, защищая своего Драгоценного Покровителя.
Я заставил себя ответить Нгабо и генералу Таню, написав что-то насчет того, что встревожен позорным поведением реакционных элементов среди населения Лхасы. Я заверил их, что по-прежнему одобряю предложение перейти под защиту китайского штаба, но что в данный момент это очень трудно; и я надеюсь, что они также наберутся терпения дождаться окончания беспорядков. Только бы выиграть время! В конце концов, толпа не может оставаться на одном месте до бесконечности. Я позаботился о том, чтобы не сообщать, где нахожусь, в надежде, что отсутствие этой информации послужит причиной неопределенности и промедления.
Отправив эти письма, я не знал, как поступить дальше.