28 января
Обедал у Вийо с Флэри, Огюстом. Вечером заходил Буассар.
29 января
С утра тревога в связи с восстанием гардмобилей/ Вечером был у Шопена, оставался у него до десяти часов. Бедный друг! Мы говорили с ним о г-же Санд, об этой странной судьбе, об этой смеси достоинств и пороков. Речь зашла об этом в связи с ее мемуарами. Он мне сказал, что, по его мнению, она не сможет их написать. Она все уже забыла: у нее бывают вспышки чувствительности, а затем она быстро забывает. Она искренне оплакивала своего старого друга Пьерре, а теперь уже и не вспоминает о нем. Я сказал, что предвижу для нее печальную старость. Он этого не думает. Совесть не упрекает ее ни в чем том, в чем упрекают ее друзья. У нее прекрасное здоровье, которое может сохраниться. Единственно, что могло бы ее сильно затронуть,— это смерть Мориса или если бы он окончательно сбился с пути.
Что касается Шопена, то страдания мешают ему интересоваться чем-либо и в особенности работой. Я сказал ему, что годы и ежедневные тревоги не замедлят вскоре охладить и меня. Он ответил, что ценит во мне мою стойкость. «Вы будете пользоваться своим талантом,— сказал он,— с известного рода спокойной уверенностью, которая гораздо дороже лихорадочной погони за славой».
Вечером разочарование: я обедал у г-жи Форже с намерением пойти вечером повидать Риве; нам присылают два места в Итальянскую оперу на Итальянку, едем и попадаем на Эликсир любви. Все время страшный холод и мало утешения от музыки.
31 января
Комиссия в министерстве внутренних дел — вечером. Еще раз был там вечером с Дюпоном, Деларошем, Риве, Мерсэ.
Свободное копирование
