Времена как будто изменились, а тюрьмы остались. Но это уже концлагеря для бывших наших военнопленных. Около тымовская километров за 20 предприятие, «почтовый ящик номер ...» - это строят железную дорогу. Отца перевели работать в Новотымовск юристом. Там к середине лета 1951 года построили городок, дома для служащих. Деревянные, очень просторные, по 2-3 комнаты, на два входа. Кругом дощатые тротуары, а здание правления выглядит очень даже современно. Там, в здании управления – распределитель. Можно было купить все из одежды и провизии. Я часто приходила к отцу, и он вел меня в буфет, покупал лакомства, и я несла их домой. Чаще всего это были варенья или джемы, тогда еще не виданные нами.
Зимой 1952 года, очень снежной, заносной, заключенные чистили улицу, на которой мы жили. На была очень длинная и вела к ограде, к шлагбауму. Это были несколько человек со старшим. Отец шел домой на обед и походя преподал мне урок гражданственности. Это я потом поняла и оценила. Он подошел к людям, поздоровался с их главным, как будто со знакомым и пригласил его в дом на обед. Я помню, мама очень волновалась, потом оставила мужчин одних, подав все на стол. Пообедали, побеседовали, и каждый пошел по своим делам. «Командир» понес в подарок своим людям пачку «Беломорканала». А позже, в 1959 году, когда в вышла повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича», я узнала историю, в которой Солженицын ничего не прибавил. Именно он приходил к нам на обед. В этой истории Солженицын ничего не прибавил. Наш гость и точно был летчик, офицер, попавший в плен раненым в начале войны. Выжил в фашистском аду и оказался, как «враг народа», в нашем концлагере. Эти люди долго ждали своего освобождения. В 1952 году заговорили о «Деле врачей». Обыватели стали бояться покупать лекарства, губную помаду... Отец сказал, что это выдумки, никаких вредителей нет и быть не может...
И вот весна и лето 1953 года. Служащих распределяют по другим ведомствам. Распустили ли «контингент», нам неведомо. Но в Тымовске, говорили, народу прибавилось. Отец должен был ехать за новым назначением в Южно-Сахалинск. Теперь это столица острова. Мать не хотела отпускать его одного, – тюрьмы-то опустели, Берия народ отпустил. А отец долгие годы был судьей и адвокатом. А так как у него с Гражданской войны была травма спины, в кузове он долго бы не высидел. Мама была помоложе, поехала в кузове полуторки. Возили они по дорогам всех и все, другого транспорта не было. Шофер подбирает всех попутчиков. Мать закуталась, подстелили что-то мягкое и поехали. Кузов постепенно наполнился людьми, и мама услышала: «Там, в кабине судья Балахнов. Его надо убить».
Другой голос сказал: «Да, судья, но он никому никогда не завысил срока, все по-честному».
– «Так ведь судья же!»
– «А тебя что, хвалить надо было за грабеж?»
Вступился и третий: «А у меня он был адвокат, настоящий защитник, на треть срок сумел отговорить. А главное, никто не может сказать, что он хоть копейку взял».
Мама сидела ни жива, ни мертва. Приехали в Южно-Сахалинск, и умница шофер привел машину во двор милиции. Попутчиков как ветром сдуло, а страх был еще очень долго.
Назначение было получено: «почтовый ящик», город Бийск Алтайского края. Надо было уезжать.