Деревня

9.          Деревня

Ехать на дачу Марии Модестовне было не по средствам и дядя Витя пригласил её со всей семьёй в его имение в Шелеховской Слободке в Подольской губернии. Туда же должны были приехать из Самары трое мальчиков дяди Толи, у которого недавно умерла жена. У самого дяди Вити было двое уже взрослых сыновей, Толя и Володя, оба студенты. Ехали по железной дороге до Жмеринки, а потом, после пересадки, несколько пролётов в направлении Волочиска, что был на австрийской границе. На маленькой железнодорожной станции ожидал их экипаж, запряженный парой лошадей. Ехать надо было двенадцать вёрст через село Яблоновку, где был крутой подъем на гору. По дороге были видны остатки времён польского владычества, то при дороге стояло католическое распятие, то встречался помещик-поляк в экипаже, запряженном шестёркой лошадей цугом.

Имение Виктора Модестовича Вакара не было имением в полном смысле слова, в нём не имелось пахотной земли. Оно состояло из усадьбы с домом и хозяйственными постройками, из фруктового сада площадью в 12 десятин, из аллей и двух больших кругов с розами, из вишнёвых и черешневых посадок, Филипповского леса и дубины (дубового леса); большого, заросшего камышом и кувшинками, пруда с мельницей, которая сдавалась в аренду; огорода, спускавшегося к речушке Ровец. За садом и лесом круглый год следил садовник, Дмитрий Капитанчук, который имел свою пасеку и коров.

В деревне Глебу очень понравилось. Во-первых он ел вдоволь вишен, черешен, малины, крыжовника и земляники, во-вторых, у него была большая компания в виде сыновей дяди Толи и детворы Капитанчука.

Впрочем, свобода его была ограничена, он не мог без разрешения уходить за пределы усадьбы. Из двоюродных братьев, детей дяди Толи, Володя был старше Глеба, Боря – его ровесник, с ним-то он обыкновенно и дрался, Мише было всего три года. Старшие двоюродные братья, студенты Толя и Володя Большой (он так назывался в отличие от самарского Володи) жили своей особой жизнью. У них были охотничьи собаки, и они ходили охотиться на уток, перепелов и куропаток.

У Глеба получались иногда конфликты с дядей Витей, если Глеб портил деревья-саженцы. Так однажды Глеб отломал ветку у посаженной берёзки, и Виктор Модестович пожаловался Марии Модестовне. Мария Модестовна пришла в такое волнение, что совсем сломала эту же берёзку и наказала ею Глеба. Надо заметить, что Мария Модестовна, будучи недовольна результатами воспитания старших детей по Фребелю, отказалась от прежних убеждений относительно неприменимости к детям физических методов воздействия.

Надо думать, что Мария Модестовна чувствовала себя в семье брата неуютно. Состояние Виктора Модестовича было принесено в его семью женой, Анной Эразмовной, тётей Анной. Тётя Анна имела всегда скорбное или даже недовольное выражение. Она всегда была озабочена экономией. В деревне экономия осуществлялась легко, овощи были свои, за цыплятами посылали кучера Маньковского и он покупал их по 15 копеек за штуку. В городе сама тётя Анна отправлялась из Липок (район города Киева) не на ближайший базар – Бессарабку, а на Подол, потому что там четверть молока стоила на копейку или на две дешевле.

Зато Виктор Модестович производил иногда крупные расходы: покупал три тысячи серебристых ёлок и обсаживал ими Филипповский лес, рыл в лесу пруды-сажалки для королевских карпов. Фруктовый сад сдавался в аренду, часто ещё в цвету. У арендатора Шимана выговаривалось право оставить за собой сорок пудов яблок и груш. Летние сорта обычно покупались у арендатора, а в счёт договорных сорока пудов забирались зимние сорта, яблоки золотой ранет и груши бер-александр. Для детей в деревне было раздолье. Надя, переодевшись в костюм Володи Большого, скакала верхом или ездила на челне по большому пруду. Глеб имел собственный огород, где росли морковь, редиска, огурцы.

Однажды Глебу удалось попасть с деревенскими ребятишками на выгон, лежавший ниже плотины большого пруда. Перед этим шли дожди. Вода шла через плотину и ею были затоплены ямы на выгоне. Когда вода спала, в ямах накопилось немало рыбы и мальчишки ловили её корзинками (котиками) и просто руками. Глеб принял в этом деятельное участие. По случаю воскресенья Мария Модестовна надела на него чистую рубашку с вышитой грудью и синие шаровары. По ходу рыбной ловли Глеб погрузился сначала по колено, потом по пояс и, наконец, по грудь. Маленький Александр, сын садовника Капитанчука, совсем погрузился в яму, где не мог достать дна. Глеб помог ему выбраться, но сам влез в воду по шею. Зато у него было теперь хорошее оправдание. Когда он вернулся домой, вид его был достоин сожаления. Он был совершенно мокрый, и к вышитой рубашке прилипли водоросли. Такой изображают утонувшую Офелию.

– Где это ты так разукрасился? – воскликнула Мария Модестовна.

– Я вытаскивал Александра из воды, – парировал Глеб неприятные разговоры.

Глебу шёл седьмой год. В этом возрасте каждый день приносит новые открытия. То открывается старое кладбище за деревянной деревенской церковью, то замечательная опушка берёзового молодняка, где почему-то растёт лесная земляника, то глубокий глинистый овраг, по дну которого бежит ручей. Овраг этот представляется детскому глазу величественным каньоном. И каждая мелочь, мимо которой невозмутимо проходят взрослые, привлекает внимание: майские жуки, маленькие букашки-солдатики с чёрно-красным рисунком на спине, ночные бабочки-бражники, висящие вечером над левкоем или другими цветами. Каждый день мир расширяется, пока он через много лет не расширится до того, что станет бесконечной неуютной пустыней бесконечного пространства, в котором затерялся человек-однодневка.

У Глеба свой маленький огород. Для огорода пришлось расчистить место в зарослях крапивы высотой в человеческий рост, перекопать землю, сделать грядки. Зато как интересно наблюдать пробивающиеся из земли ростки. Быстрее всего растёт редиска, уже видна красненькая головка. Горох надо подпереть палками, бобы стоят, как свечи, огурцы стелятся по земле, опадают жёлтые лепестки цветов. Как приятно обнаружить под листом зелёный огурец. Если его не заметить, он превратится в большой, рыжий. Чернозём лежит на глине. Если забить в эту землю кол из ольхи или вербы, на нём появляются почки, потом молодые, тонкие ветви и кол превращается в дерево.

Одно время Глеб увлекался поджогами. Он собирал в качестве зрителей всю детвору Капитанчука, Мишку, Гельку, Юльку, Левоньку и Александра и торжественно поджигал какой-нибудь крытый соломой шалаш, которым в про-шлом году пользовались сторожа яблок, нанятые арендатором сада. Конечно, за это его наказывали. Но трудно было удержаться, так весело было, когда появлялись языки пламени, потом они охватывали всю солому. Огонь плясал и чёрные стебли летели вверх.

Глеб понимал, что ему говорили дети садовника и другие деревенские мальчики, он только находил их язык странным. Он не понимал, что они говорили на украинском языке, и думал, что они просто говорят неправильно на русском языке. Такие выражения, как "ая" вместо "да", "навищо?" вместо "для чего?", он быстро усваивал. С другой стороны его удивляло, когда Марина, жена садовника, кричала своему сыну: "А, трясця твоей маме!", т.е. сама себе желала лихорадку. Глебу так же было неясно его собственное положение. Ясно, что он принадлежал к горожанам, то есть по крестьянским понятиям к "панам". Его называли – "панич". С другой стороны он чувствовал разницу между семьёй матери и семьёй дяди Вити. Дядя Витя был, по его мнению, богатым. У него есть дом, лес, сад, деньги, значит он и есть настоящий "пан" или "барин". Мать Глеба, напротив, бедная, у неё ничего нет, значит в принадлежности её к "панам" есть какая то ложь. Ему казалось, что мать, вместе с ним и сёстрами, принадлежит к "панам" только по второстепенным признакам, по платью и по языку.