авторів

1427
 

події

194062
Реєстрація Забули пароль?
Мемуарист » Авторы » Baranovich-Polivanova » Довоенное детство - 3

Довоенное детство - 3

05.03.1937
Москва, Московская, Россия

А вот гулянья с Надей, превращавшиеся в бесконечные кружения по магазинам в поисках пшена, мануфактуры, как тогда говорили, и других необходимых вещей, чтобы отвезти или отправить их домой, в деревню под Воскресенском, я очень не любила.

Перебралась Надя в Москву не только чтобы прокормить и одеть дочку и родителей, но еще и потому, что до этого работала на Воскресенском цементном заводе, а рабочие там редко доживали до пятидесяти лет (где вы были, экологи?).

Все такие прогулки заканчивались обычно ГУМом, где Надя не успокаивалась, пока не обходила все отделы.

С мамой мне удавалось гулять очень редко, — она с утра до ночи стучала на машинке. Ездили, конечно же, в Нескучный, на Воробьевы горы, в Коломенское — до самой шатровой церкви уходила в гору заросшая травой и лопухами деревенская улица, утопающая весной в сирени и яблонях. А еще чаще отправлялись на Дорогомиловское кладбище, на могилу к бабушке. Мама с какой-нибудь подругой болтала, а я рвала цветы на железнодорожном откосе — могила была в крайнем ряду. В 44-м приходим — нет могилы. Мы в контору, спрашиваем могильщиков, один не сразу вспомнил, а другой ему: «Ну как же, белый мраморный памятник с лампадкой, такой красивый, мы еще там всегда выпивали», — совсем как в Гамлете. Объясняют: в 42-м висело объявление, что собираются ликвидировать часть кладбища. Мама страшно горевала и долго не могла успокоиться, но хоть гроб был оцинкованный (бабушка умерла в Финляндии), разве могли мы. даже если бы знали, перевезти его на Немецкое, где похоронены родственники по линии деда, — ведь сами тогда еле ноги таскали.

Еще мы часто с той же Надей, реже с мамой, бывали в книжном магазине на Тверской, рядом с Моссоветом. Там, кроме прилавков с книгами, были витрины с макетами или панорамами на сюжеты из Маугли или Айболита, перед которыми всегда толпились дети, так же как у огромного чучела бурого медведя с подносом в лапах, стоявшего при входе в Военторг и сохранившегося, очевидно, от былых времен. В том же книжном магазине я как-то попросила купить мне карточку Бабановой, о которой тогда решительно ничего не знала, — мне просто понравилось ее лицо. Вскоре после этого мы с мамой встретили Марию Ивановну на Никитской. Мама, не будучи знакомой, с ней поздоровалась и со свойственной ей непосредственностью сказала: «Вас очень любит моя дочка». М.И. улыбнулась, протянула мне руку и произнесла несколько ласковых слов. Увидела я ее на сцене и полюбила как актрису значительно позднее.

Перед Новым годом на Манежной площади устраивали праздничные базары: ставили палатки, зажигали огромную елку, на подмостках, сколоченных на скорую руку, выступали артисты.

А весной дети с мамами или нянями отправлялись смотреть ледоход на Москва-реке. О начале ледохода сообщалось в газетах. Как-то тоже из газеты мама узнала, что в Ботаническом саду (зимой!) распустились орхидеи. Мама загорелась, и мы отправились; и ботанический сад, и два чахлых цветка выглядели убого.

Вся Москва для меня сосредотачивалась в пределах между Тверской и Арбатом с прилегающими к ним переулками. Уже зоопарк казался далеким — туда надо было ехать на трамвае. А так почти все друзья и знакомые и группа, куда я поступила, а в дальнейшем школа, были поблизости. Исключение составляли только мамины тетки, жившие в районе Чистых прудов, к ним — на метро. Вместо автоматического «Осторожно, двери закрываются» машинист, выходя на станции, кричал: «Га-атов!», после чего поезд трогался.

Тротуары в арбатских переулках в пору моего детства были выложены плитами из светлого камня, весной в щелях между ними пробивалась трава, а в ручьях, бегущих вдоль них, дети пускали бумажные кораблики и собирали цветные стеклышки. И долго еще, годов до шестидесятых Арбат оставался неким заповедным царством. Там продолжали жить совсем особенные старики и старушки, скромно одетые, в бессменном берете, с интеллигентными лицами, которых сейчас, пожалуй, не встретишь.

На Арбате же, вернее, на Арбатской площади, я впервые оказалась в кино, сначала на вечернем сеансе на «Кукараче». Я мало что поняла и тогда, а теперь, кроме песенки, и подавно ничего не могу припомнить. Мама взяла меня с собой просто потому, что не с кем было оставить. А на «Трех поросят» Диснея мы отправились специально ради меня. Кроме «Трех поросят» показали еще коротенький фильм про пингвинов, которые никак не могли вскарабкаться на ледяную гору и беспрестанно сползали вниз. Перед сеансом оркестр исполнил песенку «Веселый ветер», — она была столь же популярна и распевалась всеми так же. как и «Все синеет на просторе: и весенняя гроза, небо синее и море, и твои глаза».

По вечерам мама редко куда-нибудь выбиралась, но все же выбиралась — реже в театр, чаще в Консерваторию. Обожала Шостаковича, им тогда все восхищались. После первого исполнения Пятой симфонии Пастернак говорил: «Подумать только, взял и все сказал, и ему за это ничего не сделали». Всеобщее восхищение Шостаковичем еще понятно, но и в картинах Дейнеки виделась какая-то свежесть, и даже в «Тихом Доне» люди, в общем-то, искушенные, что-то находили.

Дата публікації 28.07.2022 в 22:28

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридична інформація
Умови розміщення реклами
Ми в соцмережах: