О "пещном действе" и о крестных ходах

[4]. О "пещном действе" и о крестных ходах

Все великотаинственные и прекрасные священнодействия кафолической церкви, которые издавна после святых апостолов были нам переданы к божией славе церкви семью соборами[1] и до последнего времени сохранялись неизменно всеми святителями, возобновляемые в положенное для этих чудес время, и совершавшиеся в обычные дни преходящих лет, — теперь все упразднены у нас нечестивыми; они перестали совершаться в действиях, так как путь для этого стал неудобен.

И первое, что до настоящего времени было великолепным, страшным и грозным зрелищем, — это прообраз божия воплощения ради спасения людей: ужасное схождение с небес в печь •ангела, который превратил в росу огромное пламя, приготовленное для трех отроков и разожженное для их сожжения.[2]Затем два водоосвящения, из них — более важное — в январе месяце, когда нам свыше было открыто все таинство троицы; тогда сам бог, на котором во время служения трепетала рука Крестителя, плотию освятил состав воды. То же действие (совершалось) потом и 1 августа.

После этого въезд Христа бога в святой город (Иерусалим) на спасительные страдания и таинственное служение его ученикам на тайной вечере: умывание его пречистыми руками их преславных ног, "благовествующих мир"; и в пятый день седьмой недели поста, когда совершилась тайна и пригвождение бога плотию за всех нас ко кресту, — в этот день бывало омовение святых мощей. Но теперь их перенесение из храма в храм происходило не как прежде, свободно через площади города, а скрыто и тайно, только внутри, около самых церковных порогов; служение совершалось небольшим выходом в тесноте между церковных дверей, с пением без возвышения голоса, и вход для всех был закрыт.

Точно так же и установление на приготовленном ему месте источника нашего воскресения — живоносного христова гроба и обношение его вокруг храма утром в день благословенной субботы совершались таким же образом тайно, пока чужестранцы, как когда-то стража у господня гроба, спали.[3]. А за этим и проводы старого года, и обновление наставшего (нового) круга, а также изображение в знамениях будущего суда, — с этой целью святителем и всем собором совершался крестный ход с обношением икон вокруг города для его освящения. Так же ежегодно бывали в разные недели объединенные собрания всего городского духовенства, (приходившего) с крестным ходом в соборную церковь к отцу начальнику (митрополиту) и совершавшего вместе соборные моления.

Подобно этому бывали и выходы в святые обители, лавры и другие честные места и в соборные храмы в их праздники и назначенные молебные дни; и чаще всего издавна установленный выход в новое божественное местопребывание — святую церковь, где изволила поселиться сама животворная икона чудного знамения божией матери с воплотившимся от нее словом божиим; эта церковь была создана тут когда-то на вечные времена многою и теплою верой людей за то, что в старые годы (богоматерь) преславно избавила этим своим образом от нашествия наступающих врагов весь мой город.[4]

Такие же как и эти первые, о которых мы сказали, собрания (духовенства) со стечением множества народа бывали и во всех других городских храмах, по случаю праздничных дней того или иного святого, во имя которого построен его дом (храм), на том месте, где он находился; это совершалось по древнему преданию, ради почитания празднуемых святых. Это видимое и совершаемое на земле служение и приношение даров похоже было на звезды, и днем воздух освещался сиянием свеч. Думаю, что и бог наблюдал с высоты все то, что происходило у нас; как в древности он охотно принимал угодные ему жертвы Ноя и прочих,[5] так же милостиво смотрел он и на подобное овцам, в кротости и простоте, усердное следование нас смиренных, пока мы не согрешили.

Так с тех пор и доныне все вышеупомянутые привычные установления не откладывались, но тщательно выполнялись. Теперь же все в нас умолкло и мы выглядим совсем бездейственными, — или из-за мерзости и нечестия иностранцев, а вместе и из-за повреждения святынь поруганиями и насмешками с подмигиванием, а также из-за бесчестия, полного разорения и опустошения и из-за крайнего нашего оскудения и совершенного лишения всего, к тому же и из-за страха; или из-за нерадения к этому в трудных обстоятельствах святителя вместе с прочими (представителями духовенства), их ленивой слабости, немужества и бесчеловечия. И среди того, что переживается нами, во всех нуждах, налагаемых на нас насилием варваров, мы изъявляем нетерпение, — и справедливо, — но что могут сказать о возможных нуждах?

Видно по всему, что в это время озлобления мы явились неспособными вынести (испытание), так как не вспоминаем пророческих слов бога, который заботится о нашем очищении, что "не стерпели совета его", и в законе его не хотим ходить и "забыли бога, спасающего нас". Также не вспоминаем и слов апостола: "кто нас разлучит от божией любви, — скорбь или гонение, или раны", и прочее, там сказанное: "ни меч, ни самая смерть, ни даже жизнь". И в другом месте: "разве неправеден бог, когда гневается?". Но мы как бы сердимся на создателя своего, забыв все его благодеяния и чудеса, которые он нам явил, и то, что он терпел за нас в течение долгих лет. Мы отвергли дело сыновнего богопочитания, а больше склоняемся делать то, что нам любо. Хотя мы и наделенные даром слова существа, но мы явились хуже бессловесных и бесчувственных созданий. Скот не прекословит водящему или вяжущему его, и даже не смеет противиться самому закланию; всякая вещь, которую бьют молотом, если создающий и многократно бросает ее в огонь, испытывая ее, повинуется воле (кующего зодчего) беспрекословно, — и оба служат нам назиданием; мы же не только не принимаем с благодарностью очищение от грехов, но, сопротивляясь так или иначе, отрекаемся, потому что привыкли, что за время жизни с нас никто не спрашивает — ни бог, ни человек, и никогда не считаем себя виновными в своих прегрешениях. Разве нельзя богу делать это со своим творением? Известно, что все сотворенное творцом умучится.