1947 год. Реформа. Готовимся к побегу

Глава 30. 1947 год. Реформа. Готовимся к побегу

 1947-й год! Год очень знаменателен для моего поколения, и кто прочтёт эти мои строки, думаю, согласится со мной, а если и смогут чем-то дополнить, я буду только признателен и благодарен. Мне - же исполнилось всего десять лет и не всё удержалось в моей памяти. Ну, то, что в этот год родилась моя нынешняя жена - Галина забыть невозможно т.к. отмечаем каждый год эту дату. В этот год меня перевели в новую базовую школу номер 16 на улице Воровского, она и сейчас функционирует. Мы переехали в другую квартиру, и мне приходилось преодолевать несколько кварталов пешком, чтобы до неё добраться. А самое главное в этот год была произведена денежная реформа и старые рубли поменяли на новые, отменили продуктовые карточки, а о коммерческом хлебе я уже писал в первых страницах, но всё по порядку.

 Как уже писал, в нашей коммунальной квартире были ещё соседи и о портном, который шил кепки и научил этому мою новую маму. У них был сынок Олег, папа-то тоже для него был не родной, так этот Олег, пожалуй, и был моим первым другом в детстве. Родственность душ по линии наших не совсем “ полноценных” родителей и детская наивность и вроде, как и обиженность, спровоцировала мысль к побегу из дома и от своих родителей. Куда мы побежим ещё не знали, но готовиться к этому стали. В то - послевоенное время, много было всяких немецких трофейных безделушек, видимо, привезённых с войны отцами детей. Особым спросом, у нас – школьников, были немецкие батарейные фонарики, они были ещё с тремя цветными пластиковыми и сменяющимися фильтрами - жёлтый, зелёный и красный как у светофоров. Видимо, немцы тоже применяли их по своему назначению. Так вот, почему-то мы с этим Олежкой решили для начала запастись этими фонариками и уже приобрели по два фонарика каждому и складывали, и держали их в потайном месте. Но, мой папочка обнаружил этот схрон, и потом было проведено целое домашнее расследование. Идея о побеге сорвалась и больше не появлялась. А чуть позднее семейка эта куда-то уехала и в квартире поселилась новая семья, состоящая из двух сестёр, бабушки и маленького внучка и очень забавного малыша, фамилию даже помню - Сорокины. Все они, как-то размещались в одной не большой комнатушке. Чем занимались сёстры, не знаю, а вот бабушка ежедневно ходила на паперть церкви и просила милостыню, а раньше подавали не только деньгами, но и обычными кусками хлеба. Бабка приносила целые котомки этих кусков, так что хлебом они были сыты и с лихвой. Для большей сердобольности бабушка часто брала с собой внучка, а тому придумали не хитрую, но смешную песенку и он пел её детским страдальческим голосочком, вызывая и смех и умиление прохожих, и конечно, рейтинг этой парочки был высоким, я запомнил эту песенку:

 Пипирка на боку

 И яйки на боку

 Подайте Христа ради!

 Работать не могу!

 Народ, конечно, не мог равнодушно пройти мимо этого ребёнка с его заунывной песенкой.

 И ещё запомнилось мне, как наша меньшая комната часто была оккупирована папиными деревенскими земляками, которые приезжали для продажи нехитрых продтоваров деревенского производства, это было и в военные годы и какое-то время и после войны. Папа никому не отказывал и всех принимал, но для них было главным только ночлег и располагались прямо на полу с котомкой в изголовье, по пять-восемь человек сразу ночевали и папа, возвращаясь поздно с работы, осторожно перешагивал через них, проходя в большую комнату, в маленькой раздавался дружный храп уставших деревенских мужиков. Я всегда удивлялся папиному терпению и его благодушию к своим землякам, он ведь с них ничего не брал, ни деньги, ни товар, а наоборот - мамочка получила один раз выволочку, когда кто-то в знак благодарности, что-то оставил из продуктов, и заставил вернуть. Кроме этого у отца было знакомство в железнодорожной кассе, и он ещё всех своих земляков обеспечивал билетами на поезд, которые в то время купить было очень даже не просто. Из - за этих билетов у отца произошли очень большие неприятности. У кассиров кто-то похитил приличную сумму денег в их служебном помещении, а отец в этот день тоже заходил к кассирам в комнату, работали там две женщины, вообще подозрение пало и на него.

 Меня, конечно, не посвящали во все эти катаклизмы, но уши всё воспринимали, а я ещё не только любил подсматривать в скважину двери, но и любил порыться в письменном столе и его бумагах. Там я и прочитал подробную объяснительную его начальству, где он подробно излагал суть дела. Уж очень я был любознателен и ушлый! Папочка, почему-то, вдруг вынужден был расстаться с любимым “опельком”, думаю, что это была вынужденная мера, чтобы возвратить похищенные кем-то деньги. Отец очень переживал эту тёмную полосу своей жизни, и мне было его жалко, но я виду не показывал, что всё знаю, и что рылся в его документах!

 Но, чтобы продать автомашину - отец должен был испросить разрешения у своего начальства, а вот начальство-то и отказало, не разрешило и этому были свои и веские причины, о которых позже.