32
Записи, сделанные в Карелии, сохранились, однако информации для вас в них – нуль. Я усердно занимался грубым физическим трудом, но не одолел и четверти той инструкции, которую оставили мне хозяева. Два топора расколол от усердия, хотя колоть следовало дрова, а не топоры. Сами Емельяновы за месяц так и не появились ни разу, хотя к выходным, предвкушая визит хозяев, я всякий раз готовил всякую рыбную вкуснятину, а взамен мечтал о свежем хлебе и пучке зелёного лука, а вовсе не об стакане водки, как вы можете подумать.
Нет, грядки с луком и редиской, которые я разбил, усердно выковыряв из прибрежной жирной почвы сотни каменьев, дали великолепный урожай, только я его не дождался. Он достался в августе бесшабашной ватаге молодёжи, членом которой, так получилось, оказался и мой сыночек Дмитрий А.
А вот рыбалка поначалу не заладилась. Далеко не сразу удалось старому рыбаку расшифровать каверзные повадки онежского “парового” окуня, который клюёт на отмелях-банках только в предзакатные и предрассветные минуты белых ночей – но клюёт исключительно жадно, так что надёргать ведро за полчаса – не проблема, только поймай момент! Беда, что витаминов в рыбе оказалось маловато. Пить хвойный отвар и витаминные чаи из листьев черники-брусники я тогда не догадался. Я вообще был не в состоянии оценивать собственное состояние. В итоге к середине июля порядком ослаб и слегка затосковал, ещё не догадываясь о действительной, чисто медицинской причине.
А в записях – на кой они вам? – я всё перебирал без всякого толку подробности личной трагедии. Да, трагедии, хотя все участники живы! К себе легко быть снисходительным! И, разумеется, малодушно обманывал себя тем, что вот вернусь – и сгинет, как страшный сон, всё дурное, чем был заполнен этот жуткий год. Вновь и вновь унижал себя надеждой, потому что есть вещи, которым разум склонен противиться вопреки всем очевидностям.
Не уходи, надежда! Лучше обмани!
Это самолично Евгений Клячкин, замечательный песенный интерпретатор Иосифа Бродского. Это их “Пилигримов” восторженно орали мы в студенчестве, не зная, кто авторы стихов и музыки.
Пребывая в такой вот не свойственной мне меланхолической задумчивости, я отправился побродить по своему полуострову. Познакомиться с округой, да и грибы не помешали бы, потому что рыбой я уже давился.
Грибов, увы, пока не было, да и черника ещё не поспела. Собрал, на забаву Катюшке, немного ягеля: диковина! Полюбовался живописным восточным берегом, где сосны подступали к самой воде, оставив до прибоя только узенькую полоску безлюдного пляжа, и повернул назад, желая сделать круг. Это оказалось ошибкой.
Уже на нашем, толвуйском берегу, я приблизился к лагерю отдыхающих дикарей, грамотно разбитому на полянке у тропы, идущей вдоль берега тихой бухточки: автомобиль, палатка, оборудованное кострище. Людей, правда, не видно. Кое-что, правда, слышно.
Люди, вполне живые, в лице явно недостаточно одетой (большего не скажу, а то опять получится порнография) молодой пары очень скоро вылезли из палатки, когда их поначалу не замеченная мною лохматая зверюга уже держала меня клыками за руку. Нет, сначала она молча вцепилась в ногу, но я же сдуру стал дрыгаться и махать руками. А псина, видимо, соскучилась по настоящей работе, и занималась ею со всем энтузиазмом, на который способна породистая и хорошо обученная собака, так что команду хозяина отставить грызть нарушителя хотя и исполнила, однако явно без удовольствия. Может, посчитала меня заслуженной добычей и аппетитным, несмотря на общее истощение, кормом?
Мне расторопно оказали первую помощь, извинились и отпустили с миром. Я тоже извинился – за то, что нечаянно помешал их упоительному, судя по звукам из палатки, сексу.
До деревни я доковылял вполне браво и вообще бодрился, однако ночью начался жуткий озноб, пострадавшие левые конечности распухли. Не припомню, когда ещё я чувствовал себя настолько больным. Вскоре убедился, что ни вёслами, ни топором махать не могу, а значит, как работник выбыл из строя. Но и покинуть деревню самостоятельно я на одной ноге не смог бы.
Образовалась вполне себе бездеятельная пауза в несколько дней, этакое, простите за нахальство, Кривоноговское лето – в пику Болдинской осени. Правда, ни в плодовитости, ни, тем более, в гениальности превзойти классика не удалось. Но ведь он – первый профи, а я всего лишь нечаянный любитель. И, разумеется, из того, что написалось, большую часть, то есть всякую дурь с вернувшимися вновь навязчивыми мотивами суицида, я никогда никому не показал бы. Почему? – Да не такими уж они оказались навязчивыми, те самые, доминировавшие тогда, мотивы. Я не хотел жить, но, однако, не торопился соглашаться с раскладом, не ощущал за собой обязанности немедленно умереть. Одолевали резонные мысли о том, что в сложившейся ситуации я в роли покойника и Светлана в роли вдовы выглядели бы наиболее пристойно. Но, раз уж я до сих пор жив, они, выходит, содержали немалую порцию лукавства, допускать которое в этот текст мне не хотелось бы. Даже если оно было непреднамеренным. Разве не смешон трубач, дующий мимо трубы?
Нет, мне удалось вскоре сообразить, что раз уж ваша мама не расценила свои потери как смертельные, то и мне нет резона умирать. Кроме того, мой плодотворный период не затянулся надолго. Как только понял, что ходить уже в состоянии, я прибрался за собой, оставил так и не появившимся хозяевам благодарственную записку, попарился напоследок в их чудной баньке – и слинял, жалея, что так нелепо всё заканчивается. Выйдя в четыре часа утра, к девяти я был в Толвуе. Конечно, двенадцать километров за пять часов – это не очень похоже на рекорд, так и здоровья не было. Оттуда меня уже вёз разнообразный транспорт.
Вот и всё. Странным образом приведённый ниже несуразный текст сохранился. Не судите слишком строго.
А поскольку в четырёх неуклюжих строфах осталось много чего необъяснённого, пояснения я решил вынести в заголовок, который по этой причине оказался длинным. Плевать! В китайской поэзии встречаются шедевры, которые короче предпосланного им заголовка. А то, что я написал, не шедевр. И даже не поэзия.
На нечаянную встречу автора 14 июля 1996 года со злой породистой сукой
в окрестностях деревни Кривоногово, где он, автор, гулял, намереваясь
зализать старые раны, но взамен схлопотал от неё, суки, новые
Заонежье. Пахнет летом. Бор. Залив. Бреду устало,
размышляя. Впрочем, где там! Мысли скачут невпопад.
Ну за что мне злая сука руки-ноги искусала,
преградив вперёд дорогу и отрезав путь назад?
Знак небесный? Может, ёрзать мне не следует, подруга?
Всё, что жизнь ни шлёт – приемлить. Что потребует – отдать.
День вчерашний позади уж. Новый – глядь, и не настанет.
Остаётся жить сегодня. А конца не миновать.
Кто е.ёт – тому и мясо. Восхищаюсь поговоркой,
что, подобно откровенью, вдруг раскрыла смысл и суть
происшедшего меж нами. Ну к чему теперь разборки,
даже если б и смогли мы вновь минувшее вернуть?
Даль – почти морская – знаешь, очень обостряет зренье.
Слух в бездействии тупеет: не прибой, так бор шумит.
Я в молчаньи упражняюсь. Это нужное уменье.
Ведь тебе моё: а помнишь? – ничего не говорит.
Возвратитесь к началу главы, чтобы попытаться понять, откуда мог бы родиться – откуда, зачем, и почему такой убогий? – этот то ли обличающий, то ли покаянный, то ли смиренный текст. Не поняли? Я тоже тогда не понимал, и сейчас, поверьте, не понимаю. Чувства не только не переубеждаются. Из них иногда удаётся нечаянно сотворить совершенно невозможный, немыслимый даже для виртуоза Венички коктейль.
Зачем я его привожу? – Не знаю. Возможно, чтобы не завраться ненароком, не переупростить. Оно ж не откуда-то ещё. Оно, возможно, из души. Что-то в ней уцелело доброго к той, что давно уже блудила телесно и словесно. Вот уж чего не собирался, так это прятать от вас душу.
Не слишком, скажете, привлекательную? Не радует вас, не вдохновляет вид вывороченной, и даже не окровавленной, а просто истоптанной и обгаженной души? Так что ж, другой у меня всё равно нету. Только эта, не больно опрятная, сомневается, мечется и терзается, как умеет. Ищет, зараза, выхода из заведомо безвыходной ситуации. Изобретает мифы, чтобы тут же, пытая себя надеждой, в них поверить. Географическое отдаление смягчило горечь. Прошедшее время приглушило отчаяние и породило ожидания. Зряшные, возможно, кто б сомневался. А вам что, другие надежды доводилось видеть? Счастливчики!..
Февраль – апрель 2009г.
г. Александров
Свободное копирование
