Любовь номер три. Плюс Серенький - 24

      24

      В отличие от неё, я ощущал и, в частности, непосредственно на собственной шкуре, горчайшую перемену: сейчас, когда за деньги стало возможным купить практически всё, что продаётся, однажды вдруг обнаруживаешь с болью и недоумением, что куда-то подевались, запропастились, загадочно и необратимо сгинули многие из тех ценностей, которые, безусловно, существовали ещё недавно, однако никогда не продавались ни за какие деньги. Более того, мне стало казаться, что эти утраты коснулись конкретно нашей семьи. Возможно, потому, что меня, в отличие от Светланы, никаким боком не восторгало наступающее вокруг товарное изобилие. Даже теперь все в семье были одеты, обуты и сыты, пусть и без изысков. А вот Светоньку возмущал и раздражал сам факт того, что появилось множество предметов, которые нам, по сегодняшним нашим доходам, недоступны. Идиотский провокационный лозунг: “Ведь ты этого достойна!” – она воспринимала совершенно буквально и некритично, не задаваясь резонным вопросом: а почему, собственно, достойна? с какой стати?

      – Это не вещи. Это же тряпки! – презрительно характеризовала она собственные недавние покупки, почему-то разонравившиеся ей до того, как успела поносить.

      Я не спорил, поскольку ничего в этом не понимал. Не я покупал ей эти тряпки; я и себе не умел и не хотел ничего зря покупать. Вот невозможность исполнить детские естественные потребности: попробовать всего новенького и заманчивого, что стало вокруг в изобилии продаваться – угнетала. Дети же, и единственный способ их убедить – это дать попробовать, чтобы сами убедились, какое это фуфло. Но приобретательскими фантазиями достаточно взрослой супруги я сначала открыто раздражался, а потом, видя, что не в силах их обуздать, стал угрюмо замыкаться в себе, что мне, Овну и экстраверту, в норме совершенно не свойственно. А раз так, случалось, что пар из меня вырывался совершенно не вовремя и не к месту. И, хоть уходил он в свисток, отношений это, разумеется, не красило. Да всё равно, чуял я нутром, сколько ни замыкайся, некуда теперь деться от победно и неотвратимо наступающей эпохи, в которой одной из высших духовных ценностей теперь признавался шопинг.

              Нет, никто не споёт. “Летучий Голландец” на дрова пойдёт.

              И кок приготовит нам на этих дровах паштет из синей птицы.

      Если остались ещё среди нас пророки, так это поэты. Немногие. Однако Новеллу Матвееву Света почему-то никогда не любила.

      Впрочем, ещё один хороший поэт, Юрий Ряшенцев, высказал примерно в эти же годы уже не предсказание, а наблюдение. Констатировал факт:

              Наконец-то никто в этом мире не брешет, что любит стихи.